Сэр Уильямс принимал участие в общем разговоре с такой непринуждённой весёлостью и спокойствием, точно полнейшая гармония царила в обществе. Он не смеялся грубым остротам великого князя, часто носившим оскорбительный характер, но и не противоречил ему, не желая приводить Петра Фёдоровича в более дурное расположение духа. Посланник с необыкновенной ловкостью умел обходить щекотливые темы и придать беседе безобидный вид.
Ужин близился к концу. Старое, крепкое вино горячей волной переливалось по жилам гостей. Ниже склонились головы молодых офицеров к лицам фрейлин, откровеннее становились их взгляды. Кроме голштинских офицеров, никто не обращал внимания на великого князя, который чувствовал уже усталость и больше молчал, лишь время от времени наклоняясь к своей соседке графине Елизавете и что-то шепча ей на ухо. Графиня не спускала с Петра Фёдоровича взоров своих больших глаз, оказывавших магическое действие на великого князя. Не будучи в состоянии побороть своё чувство к ней, Пётр не выпускал её руки из своих рук, то поднося её к губам, то горячо сжимая. Казалось, что ни великая княгиня, ни присутствовавшие гости ничего не замечали.
Подали десерт, и лакеи наполнили бокалы пенящимся шампанским. Великий князь задумчиво смотрел на шипящее вино и затем громко, так что его голос покрыл другие голоса, воскликнул:
— Что за глупый обычай пить вино из таких крошечных стаканчиков? Этот обычай ввели поджарые французы, которым пристало пить только воду. Подайте сюда приличные чаши! Я хочу, чтобы дамы и мужчины видели, как привыкли пить на моей родине.
Лакеи подали большие гранёные хрустальные кружки и наполнили их до краёв вином.
— Вот смотрите теперь, как пьют немцы, — произнёс Пётр Фёдорович, отпивая большой глоток из своей кружки.
Его примеру последовали голштинские офицеры.
— Лейтенант Шридман, — обратился великий князь к высокому, полному офицеру, — покажите обществу, как пьют порядочные люди. Осушите свою кружку залпом.
Шридман выпрямил грудь и передал свою кружку стоявшему за его стулом лакею, чтобы тот наполнил её, так как она уже была наполовину отпита. Затем, окинув всех присутствующих победоносным взглядом, он поднёс кружку к губам.
— Погоди одну минутку, — остановил его Пётр. — Ты должен выпить за здоровье самой прекрасной дамы, сидящей за столом. Мой выбор останавливается на графине Елизавете Воронцовой. Кто более, чем она, стоит этой чести?
Ропот неодобрения пронёсся среди гостей. Одна Екатерина оставалась совершенно спокойной, точно не придавая значения словам мужа. Только дрожание губы и краска, появившаяся на мгновение на её лице, выдавали волнение великой княгини.
Граф Понятовский гневно взглянул на Петра и лейтенанта Шридмана, с трудом удерживаясь от резких слов.
— Вашего отца ведь зовут Роман? — спросил великий князь, наклоняясь к своей соседке. — Вы, следовательно, Елизавета Романовна? Какое странное совпадение имён — вашего отчества и нашей родовой фамилии!
Графиня Елизавета Воронцова, как бы смутившись от милостивых слов великого князя, опустила на минуту голову, а затем окинула гордым и вызывающим взглядом присутствовавших гостей.
— Итак, лейтенант Шридман, осушите свой стакан за здоровье моего друга, Елизаветы Романовны! — воскликнул Пётр.
Могучий офицер залпом выпил вино, опрокинул кружку вверх дном в доказательство того, что она пуста, глубоко перевёл дыхание и с бессмысленной улыбкой на устах обвёл торжествующим взглядом собрание, как бы ожидая выражений восторга за свой необыкновенный поступок.
Но полное ледяное молчание царило вокруг стола. Великая княгиня, откинувшись на спинку кресла, играна своим веером. Сэр Уильямс, встретившись взглядом с графом Понятовским, сделал ему глазами какой-то так; граф ответил, что понял его.
— Да, милостивые государыни, — продолжал Пётр Фёдорович, — только мои немецкие офицеры, которыми вы, кстати сказать, пренебрегаете, могут совершить такой подвиг в честь дамы. Пусть ваши франтики, нашёптывающие вам льстивые речи, попробуют сделать такую же штуку.
— Я, право, не вижу ничего особенного в поступке лейтенанта Шридмана, ваше высочество, — вдруг заявил граф Понятовский, с насмешливой улыбкой глядя на огромного офицера.