Представление было окончено, императрица поднялась с места, чтобы идти ужинать; мадемуазель де Бомон должна была сопровождать её, а графу Шувалову было приказано передать актёрам благодарность её величества.
Настроение графа казалось немного тревожным. Он быстро исполнил поручение императрицы и последовал за всем обществом ко дворцу. Сделав несколько шагов, он нагнал государственного канцлера, который, тяжело опираясь на палку, медленно двигался в некотором расстоянии от других. Услышав позади себя быстрые шаги Шувалова, граф Бестужев обернулся с естественным выражением удивления на лице.
— Какая странная случайность, — сказал он, — привела сюда, позади этого весёлого общества, одновременно и цветущую силу юноши, и старческую немощь?
Не то ли творится и в свете, где бессмысленно теснятся вперёд и завистливое честолюбие, и наивное любопытство.
— Прошу ваше высокопревосходительство простить, — сказал обер-камергер с едва скрываемым нетерпением, — но обязанности моей службы не позволяют мне воспользоваться редким случаем и удовольствием побеседовать с вами. Я должен как можно скорей явиться к её величеству.
С любезным поклоном он хотел пройти мимо канцлера, но последний положил руку на его плечо и сказал:
— Быть может, вы не правы, граф Иван Иванович, что не пользуетесь этим случаем. Каждый возраст имеет свои преимущества: быстроногий Ахилл имеет свою силу, престарелый Нестор может дать мудрый совет.
— Мог бы я надеяться на то, — спросил граф Шувалов, — что если бы я принял этот пример на свой счёт, то вы, ваше высокопревосходительство, пожелали бы быть для меня Нестором? Быть может, вы хотели бы дать мне мудрый совет?
— Что вы хотите, мой милый граф? — сказал канцлер почти с детским простодушием, причём медленно подвигался вперёд, всё ещё задерживая молодого графа. — Иногда люди имеют различные взгляды, каждый пытается проводить свои, иначе и быть не может на свете. Вот почему лично всё-таки можно быть друзьями. Я, по крайней мере, никогда не питаю злобы против тех, которые имеют другие политические воззрения. Можно также изменить прежние взгляды, и тогда бывшие противники становятся союзниками.
Граф Шувалов сделался внимательнее и с меньшим нетерпением шёл возле канцлера, всё ещё еле двигавшегося и говорившего в тоне лёгкой беседы.
— Но если вы не думаете, что я в состоянии дать вам хороший совет, то всё же я, быть может, могу рассказать вам тот или другой пикантный анекдот. В весёлых кружках молодёжи это принято. Я знаю это по собственному опыту, так как и я когда-то был молод, правда, много-много времени тому назад.
— Я мало интересуюсь придворными анекдотами, — высокомерно заметил граф, снова делая попытку отделаться от канцлера.
— Но между ними есть очень пикантные, — возразил Бестужев, — а такой старик, как я, сам далёкий от участия в интригах, имеет более зоркий глаз относительно всего происходящего вокруг. Вот, например, эта мадемуазель де Бомон, — продолжал он, — она возбуждает зависть всех дам и приводит в трепет сердца всех кавалеров...
— Ну, и что же? — спросил граф Шувалов. — Что произошло с этой молодой девушкой? Не она ли — действующее лицо в анекдоте, который вы, ваше высокопревосходительство, желали рассказать мне? Если это так, — добавил он строгим тоном, — то я должен предупредить, что она принадлежит к моим друзьям, что я представил француженку её величеству и счастлив той благосклонностью, которую государыня дарит ей и которой она вполне достойна.
— Конечно, конечно, мой милый граф, — ответил канцлер, — я далёк от того, чтобы позволить себе суждение насчёт милостивого благоволения её величества, но всё же, — продолжал он, тихо посмеиваясь, — мой глаз зорок, он видит далеко за пределы этого царства и не допустит обмануть себя никакому документу, никакой ласке.
— О каком документе, о какой ласке говорите вы? — спросил граф Шувалов, которого этот разговор начинал тревожить всё более и более.
— Ах, Господи! — воскликнул граф Бестужев. — Я нахожу, что дамы не правы, завидуя этой мадемуазель де Бомон, точно так же как и кавалеры, преследуя её своими ухаживаниями. Если бы взоры этого молодого общества были так же остры, как мои, то вскоре все поменялись бы ролями. Эта столь интересная личность стала бы завоёвывать сердца дам и возбуждать зависть кавалеров.
— Я не понимаю вас, ваше высокопревосходительство, — сказал граф Шувалов, на самом деле недоумевавший, с какой целью старик задерживает его, и боявшийся какой-нибудь коварной выходки.