Но я не хотела давить на его детскую рану. Даже в мыслях не было задевать его так. Эти слова о мерзком поступке его матери вылетели поневоле. Это получилось случайно, потому что он сделал мне больно, разбередив мою чувствительную зону, которую я никому не позволяю касаться. Но я не хотела этого говорить. Не хотела! О чём сразу же ему и сообщаю, поднимая на него полный сожаления взгляд. Но он не успевает ничего ответить: трель смартфона вновь прерывает нашу гнетущую паузу, лишь на сей раз звон доносится не из моей сумки, а из кармана Остина.
— Что опять, Мэгги?! — отвечая на вызов, тут же срывается Остин. — Ещё часа не прошло с нашего последнего звонка! Что с тобой сегодня такое?! Я же сказал, что скоро буду, и тогда поговорим! Сколько можно звонить без причины?!
Несколько секунд я слышу приглушённый, извиняющийся голосок его бабушки, ощущая новую порцию вины.
— Тебе не следовало на неё кричать. Она не виновата, — блею я, когда он сбрасывает вызов.
— Знаю, чёрт побери! Знаю! Просто не сдержался! — ругается Остин, сдавливая пальцами виски.
— Покричи лучше на меня, и станет легче.
— Не буду я на тебя больше кричать, — он прикрывает лицо руками, устало выдыхая. Я вижу, насколько взвинчено его состояние, но всё равно хочу извиниться ещё раз.
— Остин, прости меня, я не…
— Не надо, Ники. Ты всё верно сказала. Я это заслужил.
— Никто не заслуживает услышать подобное от друга, — протестую я. Хочу взять его руку и сжать её крепко-крепко, но не могу рисковать, лишний раз дразня Харта.
— Да уж… друга, — с грустью усмехается он. — Я тоже тот ещё друг — наговорил тебе гадостей неимоверных, поэтому если кому и нужно извиняться, так это мне.
— Нет, не нужно, — досадливо поджимаю губы. — На правду ведь не обижаются.
— И тем не менее я тебя обидел… Прости за это, Ники. Твоё счастье — для меня всё, и я не хочу быть причиной твоей грусти. Но чёрт! И ты должна меня понять — не могу я больше терпеть твоих страданий. Не могу. Не хочу я такой жизни для тебя.
— Я понимаю… — бурчу себе под нос, обхватывая себя руками.
— Понимаешь, но, как всегда, не то, что надо, — сокрушённо вздыхает он, запуская руки в свои волосы. — И я не отстану от тебя, пока ты не согласишься уехать отсюда. Так и знай! Но боюсь, если мы продолжим этот разговор сегодня, я наговорю тебе ещё и не такого дерьма, поэтому будет лучше оставить всё до завтра. А сейчас… уже вечер, мы оба устали, я несколько часов провёл в дороге, да и Мэгги ждёт меня не дождётся, поэтому поехали домой, — произносит он, смягчая голос, но глаза по-прежнему сверкают грустью и негодованием. Я ничего ему больше не отвечаю, лишь молча соглашаюсь и, потупив взгляд в землю, смиренно следую за ним.
Да уж… Не думала я, что наша встреча, вернувшая мне все светлые и положительные эмоции, закончится на столь печальной ноте и мы пойдём к машине в полном безмолвии, варясь каждый в своих мыслях. Точно так же проведём и весь путь до Энглвуда, даже не глядя друг на друга. И лишь подъезжая к дому, тревожный голос Остина вытянет меня из глубоких раздумий.
— Что-то случилось.
Стоит только устремить осознанный взгляд в окно, как мои лёгкие опустошаются, а кожу сковывает льдом, когда я вижу возле нашего подъезда столпотворение людей рядом с автомобилем скорой помощи.
— Боже! Неужели что-то с мамой? — произношу вслух единственный страх, что порабощает всю мою сущность. Открываю двери и вылетаю из машины раньше, чем Остин успевает до конца остановиться.
— Ники, подожди! — слышу его возглас за своей спиной, но не собираюсь обращать внимания. Я должна узнать, что с мамой всё в порядке. Что это не к ней приехали врачи. Что это не её прикрытое белой простыню тело выносят на носилках из подъезда. Это не её труп повергает всех соседей в онемелый шок. Это не может произойти со мной. Не может! В моей дерьмовой жизни не случится то, чего я пережить однозначно не сумею.
— Да подожди же ты! Я всё узнаю!
Но я не жду, а голос Остина раздаётся от меня всё дальше и тише, как и все остальные голоса людей, что будто отдаются многократным эхом где-то вдалеке, когда я прорываюсь сквозь толпу соседей и, игнорируя возмущения врачей, срываю простыню с лица покойника.
Мгновенье — и я будто заново рождаюсь. Начинаю дышать. Слышать. Мыслить. Наполняюсь облегчением. Это не мама. Не мамино тело. Не её светлые пряди и помятое лицо. Это не она. Не она! С ней всё в порядке! Она жива!