Однако сличение почерков успеха не принесло. Признано было, что иные «почерком понаходят», но «впрямь» ни один «не сходится». Смятение не улеглось. Всем было понятно, что дело здесь нечистое и замешаны люди, вхожие в государевы комнаты. Ясно было и то, что в передрягу с названием «царские смотрины» со своими раскрасавицами дочерьми без сильного заступника лучше не соваться — затопчут. Петр Кокорев в сердцах даже посоветовал всем дворянам дочерей-невест «в воду пересажать, нежели их Верх к смотру привозить».
Между тем разгневанный Алексей Михайлович не унимался. 26 апреля прибегли к последнему средству. С Красного крыльца московским дворянам были показаны подметные послания и объявлено о большой награде тому, кто назовет или приведет их автора. Не помогло и это. Награда осталась невостребованной. Так история с подметными письмами ничем и не окончилась, перейдя со временем в разряд неразгаданных исторических загадок. Но, однако, из каких случайностей сплетается история! Нашлись бы силы, сумевшие переубедить царя, заставить поверить в изъяны Натальи Кирилловны, как это случилось со Всеволожской, и не было бы брака с ней, и не родился бы царь Петр. Дальше это «не» должно выстраиваться длинной цепочкой, возможно, где-то и прерывающейся. Тем не менее у страны получилась бы совсем другая история — без Петра Великого.
О свадьбе царь объявил неожиданно. 21 января собрал бояр и ближних людей и обратился к ним с речью: после смерти царицы он и его чада другой год пребывают в печали. Однако больше он не может «слышати плача и рыдания» детей и желает «посягнути ко второму браку». В речи названа избранница — «дщерь Кирила Поллуехтовича Нарышкина девица Наталья Кирилловна». Этикетная формула потребовала этикетной реакции. Бояре от царского решения «радости неизреченныя наполнишася». В тот же день невесту взяли из дома Матвеева во дворец и нарекли царевною.
Поспешность, с какой сладили все дело — свадьба была назначена на 22 января, — косвенно свидетельствует о напряженной атмосфере, сложившейся при дворе. Все, включая самого Алексея Михайловича, опасались новых подвохов и неприятностей. Венчали молодых в Успенском соборе. После венчания последовал свадебный пир. Посаженым отцом стал князь Н. И. Одоевский, посаженой матерью — его супруга Авдотья Федоровна. Артамон Матвеев стоял у сенника — почивальни новобрачных. Место в свадебном чине не самое высокое, но свидетельствующее о степени доверия государя.
Неожиданное превращение Натальи Кирилловны Нарышкиной из дочери скромного московского дворянина в царицу породило немало завистников. Недоброжелатели царицы не упускали случая опорочить ее. Дело это, правда, было небезопасное, поэтому злословили с оглядкой, без указания обратного адреса. Пустили слух, что по бедности при отце своем, Кирилле Полуэктовиче, служившем одно время в Смоленске стрелецким головою, Наталья Кирилловна бегала по городу в одних лапотках. Конечно, это было преувеличением хотя бы потому, что даже беднейшие слои городских жителей в лаптях по улицам не хаживали. Лапти — обувь деревенская. Однако дворянский род Нарышкиных на самом деле не мог похвастаться ни высоким положением, ни большими чинами. Нарышкины издавна тянули службу, и их родословное дворянское древо, как родословные древа тех, кто был им «в версту», было унизано ветвями тупиковыми, обрубленными — сгинул, умер от ран, убит. Так, дед Натальи Кирилловны, прадед Петра Великого, Полуэкт Борисович, вместе со своим братом Поликарпом благополучно пережили Смуту. В 20-е годы Полуэкт значится по тарусской десятне (служебной росписи) со средней дачей выборного дворянина в 414 четвертей. Погиб он под Смоленском, в полках М. Б. Шеина, успев записать своих детей жильцами. Угодив в московский список, Нарышкины смогли быстрее двигаться по служебной лестнице. Дед Петра, Кирилл Полуэктович, до счастливой перемены в своей жизни — свадьбы дочери — дослужился до стольника. Тем бы его карьера, скорее всего, и окончилась. Но судьба сделала неожиданный зигзаг, и Кириллу Полуэктовичу досталось со временем боярство «по кике» — головному убору замужней женщины. Так называли бояр, оказавшихся на думской скамье благодаря родственным связям с царицей.
Скромное положение родни Петра по линии матери вполне искупается теми семейными качествами, которые унаследовал будущий реформатор. В Нарышкиных ощутимы огромная тяга к жизни, жажда успеха. Они предприимчивы и энергичны. Нарышкинское желание преуспевать переплавилось в Петре в стремление перестроить. То было качество реформатора.