— Семнадцать стукнуло!
— Это замечательно. А мне на целый десяток больше.
По дороге он рассказал мне, что стал уже запасным в команде. Мы вместе шли по улице Вагохид, он проводил меня до самого дома, так как жил еще дальше. На тренировках я его видел сравнительно редко. Ведь Гергей был женат, а это, как он сам определил, все меняет в корне. Между тем в свое время он играл превосходно, однажды его даже взяли в сборную любительскую команду, выступал в Сегеде, Кечкемете, Дебрецене, собирался даже сыграть за рубежом, да что-то помешало.
На следующей тренировке я играл уже увереннее и гораздо лучше. Тренер сначала попробовал меня на краю, потом перевел в центр и наконец поставил в защиту. После тренировки сказал:
— Будешь защитником, малец. Как тебя зовут? Мак?
— Мате.
— Значит, не пирог с маком, а Матфей-евангелист. Это мне нравится. Надеюсь, ты на самом деле истинный христианин?
— Да, христианин, — ответил я.
— Послушай, малец. — И он положил мне на плечо руку. — С этим Гергеем смотри не очень водись. Вот так-то. Если проявишь себя на тренировках, через две-три недели зачислю в команду.
Его слова окрылили меня, мне казалось, будто я взлетел вверх на качелях. Все ликовало во мне: шуточное ли дело — буду играть в команде. Через две-три недели. Ну как же тут не стараться!
Прошло несколько недель. Однажды утром Гергей спросил меня в раздевалке, не хочу ли я перейти на другую работу.
— Стал бы работать вместе со мной, — сказал он.
— Кем?
— Пока подсобным рабочим, конечно. Кем же еще? Но заработок будет побольше, к тому же у тебя появится возможность получить специальность.
Но я не хотел приобретать специальность. Как ни хорошо на заводе, а меня все же нет-нет да и потянет на стройку, где больше простора и работа разнообразнее. Мой отец тоже был строителем.
— А на сколько больше я буду получать?
— Видишь ли, — недовольно поморщился Гергей, — этого я не могу высчитать тебе с точностью до филлера. Но если ты не намерен вечно выгребать мусор за другими, то я на твоем месте согласился бы.
— А что мне для этого надо предпринять?
— Поскольку ты такой дотошный, тебе остается только согласиться. Об остальном я сам позабочусь.
И он позаботился. В начале следующего расчетного периода, не помню точно, в начале или в конце месяца, я уже работал его подручным. Поначалу вся моя работа состояла в том, чтобы к изготавливаемому прибору отрезать по три проводка разного цвета, зачищать у каждого оба конца, окунать в какой-то раствор, затем скручивать или, наоборот, сначала скручивать, а потом окунать, сделать на концах петли, примерить на приборе и, если они точно подходят к клеммам, снять и передать Пали. Несложное дело и действительно куда приятнее и ответственнее, чем моя прежняя работа. С тех пор ко мне иначе стали относиться все подсобные рабочие. Правда, я не очень-то обращал на это внимание. Плевать мне на них, если они судят о человеке по тому, что он держит в руках — веник или плоскогубцы. В конце концов не это важно. Главное — мы теперь с Пали были всегда вместе и, разумеется, о многом болтали. Кому приходилось работать на пару с кем-нибудь так, чтобы работа не поглощала все внимание и не требовала постоянного напряжения, тот знает, что сначала молчишь, стараясь смекалкой помочь рукам, затем все идет само собой, проходит утро, первая половина дня, постепенно язык развязывается и стоит лишь о чем-нибудь подумать, как тут же произносишь это вслух. Если же такое сотрудничество продолжается многие недели, месяцы, то разговор ведется обо всем на свете: о женщинах, кино, спорте, о том, что будет после нашей смерти и что было до рождения, когда придет конец света и почему, какой величины атом и вселенная, насколько одна планета солнечной системы меньше другой, существует ли в действительности понятие величины, и если нет, то это само собой предполагает, что один предмет тождествен другому, что означает понятие «я», как оно воспринимается кем-то еще, что для него является этим «я»…
Разумеется, подобные вопросы возникали главным образом у меня. Пали их внимательно выслушивал, не назвав ни один из них глупым или пустым. Когда я однажды спросил, не надоело ли ему отвечать на мои вопросы, он сказал, что находит их очень интересными, более того, считает замечательной гимнастикой для мозга, чтобы потом правильно решать и более сложные задачи.
Кажется, наша совместная работа длилась полгода, и я уже знал любимые песни Пали, когда, где и при каких обстоятельствах он впервые услышал их, умел напевать их точно так же, как он, и так подражал ему в исполнении, что вряд ли кто-либо мог отличить нас. Я упоминаю об этом лишь для того, чтобы показать, что и во всем другом старался быть похожим на Пали. Но тем не менее главным, что связывало нас долгое время, оставался футбол, и эта связь переросла позднее в нечто другое, в чувство глубокой привязанности, наполнилась содержанием. Больше всего меня подкупало в Пали то, что он обращался со мной, как с равным. Рядом с ним я чувствовал себя взрослым, а тогда для меня не существовало ничего важнее этого. Я глубоко уважал Пали, высоко ценил его дружбу и гордился ею.