— А мои? — И я протягиваю свою руку.
Он смотрит не на мою ладонь, а по-прежнему в глаза.
— Вы, товарищ Мате… — Он берет меня за локти и прижимает к себе. — Вы, Яни, — говорит он задушевно, — не годитесь в директора. Это тоже ошибка. С вами говоришь как с равным. Это нехорошо. В настоящем руководителе должен чувствоваться начальник. Тут ничего не поделаешь, так уж устроен человек. А вы не умеете начальническим тоном разговаривать с людьми. Не рождены таким. Вы уж простите меня, старика, может, и не следовало говорить подобные вещи. — Он умолкает, пристально смотрит на меня и, словно решившись наконец, продолжает: — Ну, раз мы уж так откровенно разговорились, не скажете ли вы мне, как произошло это несчастье. Потому что очень много всякой ерунды болтают, вы даже не представляете себе. Говорят, будто вас интересуют одни показатели да конверт, и, стараясь пустить пыль в глаза своему начальству, вы только и знаете, что без устали твердите: «Интересы производства, интересы предприятия, интересы завода», а о человеке совсем позабыли и, пожалуй, даже слово это не выговорите. Оно, конечно, работяги любят языки почесать, вы ведь и сами знаете. — Он хватается за пуговицу моего пиджака. — Яни, сынок, скажите мне, что тут правда, в этом несчастном случае. Я ведь знаю, какими вы были большими друзьями, настоящими товарищами…
— Ну ладно, хватит, дядюшка Адам, — перебиваю я его. — Следите лучше за доской, а то зазеваетесь и получите «мат».
Я покидаю их, поднимаюсь к себе. Всюду пустынно, только в конце коридора судачат две уборщицы.
В одном из ящиков письменного стола лежит протокол совещания, беру его в руки, читаю.
«Х о л б а. Отделу рационализации необходимо предоставить больше самостоятельности. Нужно покончить с таким ненормальным положением, когда во время штурмовщины в конце квартала или полугодия мы отрываем лучших инженеров от исследовательской работы и заставляем заниматься случайными, малозначащими делами…
Р о м х а н и. Их не убудет от того, не упадет корона с головы, и, в конце концов, как ни подходи, они тоже живут за счет завода, а посему главное — производство.
Х о л б а. Предлагаю, во-вторых, ликвидировать в научно-исследовательском институте аристократические замашки. Нельзя допускать, чтобы инженеры, какими бы выдающимися специалистами они ни были, рассуждали так, будто нельзя заранее намечать сроки развития производства, что мы якобы не можем устанавливать им ни квартальных, ни даже двухлетних заданий. Это ошибочная точка зрения, она недопустима на производстве.
Ч е р м а к. Что вы предлагаете?
Х о л б а. Добиться ритмичности. А кто не умеет или не хочет работать строго по плану…
Ч е р м а к. Договаривайте.
Х о л б а. Я по-прежнему считаю, что непосредственно вопросами развития производства занимается слишком мало специалистов по сравнению с общим числом работающих. После слияния их процент к общему числу работающих еще больше сократился, а процент занятых в административно-управленческом аппарате увеличился.
Р о м х а н и. Мы уже подготовили проект реорганизации; каждого пятого, занятого в административно-управленческом аппарате, намечено перевести на производство. Сейчас как раз уточняем, у кого какая специальность.
Т о т (директор кёбаньского филиала). К сожалению, судя по всему, это прежде всего коснется нас. Точно так же, как и при внутреннем профилировании, менее рентабельные изделия сбагрили нам.
Х о л б а. Это необоснованное обвинение.
Ч е ч и (директор сольнокского филиала). По-моему, как это ни прискорбно, а товарищ Тот прав. Зачем, например, переводят к нам термический цех, я имею в виду калильные печи?