— Скажи, Пали, что я должен делать? — Мной овладело волнение, решимость и злость. Такого человека смеют мучить, бить, гады. — Я на все готов… только скажи…
— Ладно, — сказал он строго, серьезно. — Пока сиди не рыпайся. Я всем даю такой совет. До поры до времени веди себя смирно. Поглядим, что они замышляют, возможно, кое-что разнюхали и за тобой тоже установили слежку. Нельзя наводить их на след других чрезмерной активностью. Не ищи встреч ни с кем из наших. Жди. Когда понадобишься, тебе дадут знать. Не скажу, кто придет к тебе, но кто бы он ни был, забудь его имя. Ты никого и ничего не знаешь. Даже если тебе размозжат голову.
Он опять закурил. Я тоже попросил сигарету. Выкурил одну, за ней другую. От второй закружилась голова, я остановился и сказал:
— Пустяки, сейчас пройдет.
Потом я почувствовал тошноту. Пали подвел меня к воде, не смеялся, наклонил мне голову и посоветовал не стесняться.
На третий день он не пришел на завод. Я не сомневался в причине, напряженно проработал весь день, накричал на помощника — дядюшку Адама, сцепился с мастером, чуть не уронил железную балку весом в тонну… Вечерний звонок застал меня у контрольных часов; вахтер что-то проворчал вдогонку, но я уже мчался к трамваю, чтобы ехать к Йолан, не медля ни минуты.
У трамвайной остановки навстречу мне шел худощавый мужчина в пальто, я чуть не сбил его с ног и уже хотел было пробежать мимо, как он остановил меня, назвав по имени. Бросив на него недовольный взгляд, я вдруг узнал в нем «очкарика» с длинной, как у индюка, шеей.
— Гергея опять арестовали, — глухо пророкотал он низким басом, — Аранка скончалась. До того как прокусить зубами вену, нацарапала на тюремной стене: «Так как боялась, что не хватит сил…»
ГЛАВА ПЯТАЯ
— «Так как боялась, что не хватит сил…» — еще раз читает Кёвари и задумывается. — Строка из какого-то стихотворения?
— Нет. Скорее признание. Или послание. Возможно, предупреждение. Давно это было, вам, пожалуй, и не понять…
Мы выходим на темную террасу, я удобно разваливаюсь в плетеном кресле. Наливаем, пьем. Пиво действительно холодное, приятно освежает.
— Последний раз на заводе вы были, когда приносили мне зачетку? — спрашиваю я.
— Нет. Примерно полгода назад я заходил к товарищу Гергею. Как изволите знать, в нынешнем году кончаю…
— Черт возьми! Не повторяйте вы свое «изволите». Я готов от него на стенку лезть. — Меня самого поражает собственная вспышка. Но я уже думаю о другом. О том, что юноша, возможно, еще не знает о несчастном случае. Осторожно прощупываю. — Каким образом вы стали стипендиатом? Расскажите-ка.
— Сдав экзамены на аттестат зрелости, я почти год работал на заводе, затем подал заявление в университет. Как-то раз товарищ Гергей пригласил меня к себе…
Он все говорит, говорит, и я окончательно убеждаюсь, что ему ничего не известно. В ту пору Пали Гергей работал в профсоюзном комитете, ведал подготовкой кадров. Он хлопотал хотя бы об одной стипендии, а потом добился еще двух.
— Сколько вам лет, товарищ Кёвари?
— Двадцать три.
— Ну, вы совсем уже мужчина, можно сказать, зрелый человек.
— Тем не менее многие обращаются, как с мальчишкой.
— Будь здоров, — чокаюсь я с ним, предлагая там самым перейти на «ты».
— Да я не в этом смысле, — испуганно оправдывается он.
— Будь здоров, — повторяю я.
— Будьте здоровы, дядя Яни, — тихо лепечет он.
— Выпьешь еще?
— Спасибо, налейте.
— Говори «налей». Переходи на «ты». Это только поначалу трудно, потом привыкнешь.
— Пожалуйста, налей. Пьем.
— Рассказывай о себе, — говорю я. — Окончишь, станешь инженером, активным строителем жизни. Перед тобой открыты все дороги.
— Ну что ж, об этом можно потолковать, — не без иронии говорит он.
— Не только можно, но и нужно. Рассказывай. Мне очень интересно послушать.
— Ты директор завода. Что тебе рассказывать?
— Директора завода будешь называть на «вы». А сейчас ты разговариваешь со старшим товарищем, ночью, на лодочной станции, кругом тишина, с набережной долетает запах роз, звенят комары… Чего еще не хватает?
— Завидую тем, кто имеет такой домик.
— А еще чему завидуешь?
— Тому, что ты директор. В сорок лет.