Смущенный тем, что он постепенно выбил у меня все аргументы, я чувствовал, как во мне растет стремление не подчиниться его воле. Особенно меня раздражало то, что, докурив сигарету и выбросив окурок за окно, он принялся ковырять спичкой в зубах, время от времени сплевывая под стол.
— А в чем же? — приглушенным голосом, так как ладонь прикрывала рот, спросил он.
— Разве я могу что-нибудь изменить? Ведь все равно будет по-твоему.
Получив аттестат зрелости, я успешно сдал экзамены в институт. Единственное, что повседневно связывало меня теперь с заводом, — это спорт. Я по-прежнему играл в заводской футбольной команде. Недавно Пали избрали, в дополнение ко многим другим его обязанностям, и председателем спортивной секции. Во вступительном слове на организационном собрании он сказал, что его поставили бы в тупик, если бы ему пришлось определить, какая из его обязанностей важнее. Во всяком случае, пост председателя спортивной секции стоял бы в этом перечне далеко не на последнем месте. Это всем очень понравилось. На Пали мы возлагали большие надежды, так как наша футбольная команда переживала серьезный кризис и чуть было не выбыла из будапештского чемпионата. Тренировал нас физрук, молодой человек, увлекавшийся гимнастикой, а среди нас нашлось всего лишь несколько любителей ее. Кроме того, основное значение он придавал сдаче норм на значок ГТО, ибо хорошие показатели считались бы его личной заслугой.
С избранием Пали действительно произошли существенные перемены. Он снова взял тренером Йожефа В. Паппа, которого после освобождения приняли на завод только благодаря тому, что он одним из первых явился на работу и не одну неделю трудился бескорыстно и, даже не спрашивая, кто и сколько будет платить, знай делал свое дело — носил кирпичи, расчищал развалины, подметал.
В. Папп прежде всего потребовал, чтобы ему предоставили полную свободу действий, заявив, что под началом «гимнаста» он отказывается работать, ибо все равно вскоре повздорит с ним, и вообще, мол, ничего хорошего не жди, если профан будет командовать знатоком. Поставил он и второе условие: чтобы к нему не приставали со сдачей норм на значок ГТО и команду тоже-избавили от этого. Третье условие: он будет принимать в команду только по своему усмотрению, никто из руководства завода даже косвенно не должен вмешиваться в это.
Конечно, Пали тоже поставил условие, потребовав, чтобы В. Папп оставил при себе свои политические убеждения и не навязывал их команде.
Условия обе стороны соблюдали: В. Папп не водил нас в церковь, публичные же дома закрыли, а Пали оградил команду от постороннего вмешательства, даже от физрука. В. Папп один-единственный раз допустил нарушение — во всяком случае, в моем присутствии, — заявив в порыве бахвальства, что в Венгрии все пошло бы своим чередом, если бы его методами работы руководствовались государственные органы, хотя бы в принципе.
Пали был более последовательным и делал даже больше того, что обещал. Например, когда институт хотел забрать меня в свой спортивный клуб, он воспротивился и добился-таки своего. В то время я был очень нужен нашей заводской команде. С приходом Паппа в первом году мы еще не добились ощутимых успехов, но на второй год уже поднялись вверх в турнирной таблице чемпионата. И если бы меня забрали из команды, все могло пойти насмарку, поскольку я играл центральным защитником.
Благодаря Пали я еще несколько сезонов играл в заводской команде. Однако в последний год учебы мне все же пришлось перейти в институтскую команду, но к тому времени наша заводская настолько окрепла, что перенесла это безболезненно. Ссылаясь на новое постановление, мне сказали: выбирай что-нибудь одно — либо завод, либо институт. Это было круто, но зато действенно. Меня тут же отпустили.
До чего же странно было играть в совсем незнакомом коллективе, в команде — ни одного человека с нашего курса и даже факультета. Я чувствовал на себе, как мне казалось, чужие, недружелюбные взгляды, словно ребята боялись, как бы из-за меня кого-нибудь не выгнали из команды. Эти опасения подтвердились позднее. Сначала и здесь тренер поставил меня в защиту, затем — в процессе тренировок — центральным нападающим. В этом амплуа я впервые и вышел на поле и, поскольку забил три гола — замечательно отпасовывали мне мячи полузащитники, и особенно очень стремительный левый крайний, невысокий худощавый Бела Деги, — так и остался им.
После матча тренер пригласил меня на следующий день зайти к нему на кафедру физической культуры. Когда я пришел, у него уже сидел высокий, широкоплечий, чернявый юноша — Михай Тилл. Он учился на электротехническом факультете, и мне уже приходилось встречаться с ним раньше. Тренер сказал, что в прошлом году центральным нападающим был Тилл, а в этом году буду я, но Тилл остается в команде — будет играть центральным защитником. Мне бы хотелось, подчеркнул тренер, чтобы из-за этого вы не враждовали, не соперничали, не подсиживали друг друга ни на тренировках, ни на матчах, ибо это причинит вред всей команде.