«Митю Тилл!»
Взяв в руки рюмку с ромом, он пьет, вытирает губы и, показывая пустую рюмку, говорит сидящему справа блондину в свитере:
— Малютка! За тебя, в твой день рождения.
Блондин тотчас подзывает официанта, заказывает еще по одной. Третий пьет молча, волосы у него рыжие, лицо конопатое.
Я встаю.
— Если не ошибаюсь, Митю Тилл?
Он вскакивает и с криком «Яни!» перегибается через стол, хватает меня за руку, изо всей силы тянет к себе, но блондин в свитере оттаскивает Тилла, я валюсь на стол, стол вот-вот опрокинется, но рыжий подхватывает его…
Форменный скандал! Официант выпроваживает нас и грубо бросает вслед, мол, к вашему счастью, полицейского не оказалось рядом.
— Эй, Барон, очнись, черт тебя подери!
Я открываю глаза; прямо надо мной белый потолок.
— Дрыхнет как убитый, — слышу я снизу тот же самый голос.
Я лежу в какой-то комнатушке на двухъярусной койке. Рядом еще одна, напротив дверь, а между ними небольшое окошко. Перевожу взгляд вниз. Курчавый блондин кого-то тормошит на койке подо мной. Рядом с ним стоит парень с рыжими волосами и красным, как медный таз, лицом.
— Папаша, хватит симулировать, — урезонивает блондин лежащего на нижней койке. — Думаешь, и на этот раз проведешь нас?
Но тот недвижим. Тогда блондин набрасывается на рыжего.
— Черт возьми, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты кончил эти проклятые курсы.
— Очень надо, — равнодушно отвечает рыжий.
— Позарез надо! — горячится блондин. — Тебе раз плюнуть выучиться на крановщика, а ты отмахиваешься.
— Ладно, ладно, не трепи языком, — ворчит рыжий, громко зевает, отворачивается, садится на край койки. Замечает, что я смотрю на них, еще раз зевает и произносит: — Хорошо, хоть ты-то проснулся. А то мы уж думали, дня три не очнешься.
Блондин тоже поднимает глаза, взгляд у него злой. Видимо, он хочет что-то сказать, но, передумав, пожимает плечами и снова смотрит на Тилла — подо мной на нижней койке лежит именно он, — затем начинает изо всех сил трясти его.
— Оставь, черт с ним, — ворчит рыжий, зашнуровывая ботинок. — Сам-то собирайся.
— Опять целый день потеряем, — сокрушается блондин и с досадой машет рукой.
— Так ведь это твой день виноват, — подтрунивает рыжий над именинником.
— Пусть пьет, да знает меру. Ишь дорвался на даровщинку. Ко всем чертям таких директоров.
— Он такой же неудачник, старик, как и ты.
— И к тому же симулянт порядочный. Ему, видите ли, на кран подниматься не хочется. Конечно, лучше весь день проваляться в постели.
— На кран? — спрашиваю я и не узнаю собственного голоса.
Оба смотрят на меня.
— На кран, — отвечает блондин. — А что?
— Я работал на кране.
— Башенный кран, — объясняет он, оживившись, и, прищурив глаза, пронизывает меня взглядом. — С длинной стрелой.
— Можно попробовать.
После минутного раздумья блондин говорит:
— Ладно, старик, только ты поживей, дело не терпит.
Я слезаю с койки, голова идет кругом, в животе бурчит, в глазах чертики мелькают.
До стройки минут десять-пятнадцать ходу. Корпус дома возвышается на фоне чистого утреннего неба, пока только семь этажей, но должно быть одиннадцать. Кран, как рычаг колодезного журавля, высоко вздымается вверх, огромная стрела вытянута в сторону, трос свободно свисает над бетонной конструкцией. Стойка выкрашена в желтые и черные полосы, наверху, у кабины управления, расширяется. В лучах солнца полосы кажутся ярко-желтыми и иссиня-черными. Я смотрю на основание, в глазах рябит; мне кажется, что вот сейчас из металлической конструкции вырвется пламя и ракета устремится ввысь.
Курчавый блондин — его зовут Фери Борош, он бригадир — возвращается с прорабом, ведет его под руку и, энергично жестикулируя, объясняет:
— Барон выбыл из строя, у него нашли чуть ли не рак желудка или что-то в этом роде, не знаю, как там по-научному; что поделаешь — угасает человек. Этого парня прислали вместо него. — Он кивает в мою сторону, глазами приказывая мне молчать, и обрушивает на прораба новый поток слов: — С виду вроде бы порядочный человек. Мы обрадовались ему, ведь, того и гляди, развалится бригада. Он уже работал на кране, только не на таком, другой конструкции. Поэтому, папаша, объясни ему покороче.
Невысокий человек с кривыми ногами только слушает, не возражает, покорно идет под руку с Борошем, изредка даже кивает головой.