Мне не понадобилось напоминать Тиллу, он сам заговорил со мной после работы в раздевалке, предложив поехать вместе с ним к старому Шютё. Где-то в Ракоше тот строит дом и просил помочь по технической части. Первая рабочая суббота. Какое-то странное чувство овладело мной. В общежитии — ни души, все разбежались кто куда. Силади нашел где-то халтуру, подрабатывает, Борош смылся прямо со стройки, никому не сказав ни слова, Тилл ушел в универмаг купить майку. Как опустело все вокруг, как стало непривычно тихо! Я пообедал в ресторане, выпил кружку пива, некоторое время сидел просто так. Илонки не было видно. Спросил у старого официанта. Она сегодня во второй смене, ответил он, придет к двум часам…
Половина второго.
— Кто она такая? — спросил я у старика.
— Новенькая, неопытная в нашем деле, — ответил он и, облокотившись на спинку моего стула, чтобы дать отдых своим косолапым ногам, продолжал: — Скорей всего, по протекции устроилась к нам. Раньше работала в молочной лавке. — Он посмотрел на меня, скривился и презрительно произнес: — Одним словом, молоко. — Наклонившись ко мне, зашептал: — Живет в коммунальной квартире. — Развел руками, подмигнул, мол, хотите, могу оказать содействие…
Пришла Илонка. На ней была надета пышная юбка, под ней — нижняя, накрахмаленная, широкий пояс на тонкой талии еще больше подчеркивал ее стройность и грациозность.
— Еще кружку пива, — заказал я старику. Он принес, попросил расплатиться, так как сдавал смену девушке. На прощание заговорщически подмигнул. Я мысленно послал его к черту.
Девушка появилась в голубом халате, который скрывал ее формы. Осмотрелась, увидев меня, на мгновение, пожалуй, задержала взгляд, затем перевела его дальше, как бы обозревая все вокруг.
Я подозвал ее. Заказал кофе.
— Скоро станет тепло, — произнес я, лишь бы что-нибудь сказать. — Давно пора лету вступать в свои права.
Она заторопилась. Я посмотрел ей вслед и мысленно представил, как Тилл и Борош пожимают друг другу руки, а Силади разбивает их ребром ладони…
— Илонка, — обратился я к ней, когда она ставила кофе. — Я считаю своим долгом кое-что сказать вам.
Она внимательно посмотрела на меня. Я мнусь, не зная, с чего начать. Неловко как-то. Ведь она мне в дочери годится.
— Где вы живете? — выдавил я из себя наконец. Пустой вопрос, последовал такой же ответ, я даже не слышал его, смотрел на ее икры, бедра, талию, грудь. На мгновение даже забыл разницу в годах.
— Присядьте на минуточку, — промямлил я.
— Что вы, нам нельзя, — отказалась она, осматриваясь. — Мне пора идти, а то… Вы что-то хотели сказать?
— Очень важное. Я подожду вас вечером…
Она удивленно посмотрела на меня.
— Не бойтесь, — попытался я рассеять ее подозрения.
— О, я не из робких, — засмеялась она и снова посмотрела по сторонам. — Но не удастся, к сожалению.
— К сожалению?
— Нет, сегодня не могу. — Она, как мне показалось, иронически улыбнулась.
— Борош или Тилл? — спросил я напрямик.
— Ох, ну и любопытный же вы. — Теперь в ее голосе звучала прямо-таки издевка. — Все равно не скажу.
Пристыженный, я раскланялся.
Тилл уже ждал меня. Мы поспешили на автобус…
«Значит, не Тилл, а Борош, — думаю я, шагая к дому дядюшки Шютё. — Сегодня он в роли охотника».
— Вон там, в конце улицы, — показывает Тилл после того, как мы уже трижды сворачивали.
Большой участок, огромные ореховые деревья, вдоль забора кусты крыжовника. Впереди старый дом, позади почти достроенный новый, но без крыши и облицовки.
Старый Шютё сидит под орехом с внуком на руках, мастерит змея, привязывает хвост. Мы окликаем его. Он поднимает голову, осторожно ставит ребенка на землю, складывает детали змея и неторопливо направляется к калитке. Завидев нас, здоровается.
— Добрый вечер.
— Яни Мате, — представляет меня Тилл. — От него больше будет пользы, чем от меня.
Старик открывает калитку.
— Добро пожаловать, господин Мате.
Ребенок — загорелый четырехлетний карапуз — топает следом за ним, таращит на нас глазенки, ничуть не смущается.
Мы заходим в первый дом. В его единственной комнате и на веранде живут сейчас пятеро. Правда, есть еще кухня. Новый дом строят для молодых. Родители останутся в старом.
— После нашей смерти этот снесут, если он сам до тех пор не развалится, — объясняет Шютё, утирая рукой нос. Мальчик смотрит и украдкой тоже трет носик и сопит. Тилл замечает это, хитро подмигивает мне.
Вскоре приходит жена Шютё, грузная горластая старуха, надвигает на лоб сбившийся на затылок платок, словно поправляет каску на голове.