Кёвари говорит долго, обстоятельно. На заводе он узнал об истории с Гергеем — я ему вскользь сказал о ней ночью, на берегу Дуная, но тогда до него не дошло, — о том, что я сам хотел подняться на кран, но Гергей опередил меня. Слышал о суде, о моем оправдании, наконец, исчезновении…
— Я понимаю, что все не так просто, — говорит он тихо. Голос его мягко стелется по безмолвному темному парку. — И… кое о чем я умолчал… Я был у жены Гергея.
Пауза длится бесконечно долго. Освещенные глазницы окон коробок-домов гаснут одна за другой.
— Ну и что же? — еле шевеля губами, произношу я.
— Мне все известно.
— Что «все»?
— Не заставляй рассказывать о том, о чем сам знаешь не хуже меня.
— Ладно, не буду. Я не заставлял тебя и выслеживать меня. Скажи, чего ты, собственно, добиваешься? Только покороче, мне некогда.
Я лгу, у меня не времени, а терпения нет. Надо уйти, оставить его здесь, меня не интересует его болтовня, сует нос в чужие дела, в мою личную жизнь… Значит, Гизи ждет, надеется, что я приду. Меня охватывает радостное волнение, хочется встать, бежать домой… Войду в переднюю, позову, она выйдет, ни о чем не станет спрашивать, я тоже не буду. Пойду в ванную, вымою руки, напущу теплой воды в ванну, разденусь, выкупаюсь, Гизи принесет мне пижаму, сяду в кресло, передо мной появится чашка кофе, просмотрю непрочитанные газеты, письма, как будто только что вернулся из сольнокского филиала… Затем я скажу Гизи: «Дорогая, не пора ли нам навестить твоих стариков. Хорошо бы съездить к ним. Знаешь, я думал… может, нам и в самом деле переехать туда, если ты не возражаешь…» А вместо этого я продолжаю сидеть, дожидаюсь чего-то, слушаю этого юношу, словно под гипнозом, а он готов еще глубже запустить лапы в мою душу. Зачем это ему?
— Помнишь, — слышу я голос Кёвари, — в кабине на лодочной станции я сказал, что ты служишь примером для нас…
— Потому что умею ловко лавировать, — иронизирую я.
— Да, я объяснил тогда именно этим, — подтверждает он. — Но с тех пор у меня на многое открылись глаза, многое изменилось. Мы были глупыми, не раскусили тебя. Вернее, я ошибся в тебе, переоценил. Думал, ты действительно не промах, и с тобой стоит дружить. Собственно говоря, хорошие отношения со своим директором никогда не повредят. А ты благоволишь ко мне, полагал я, потому что нуждаешься в поддержке молодежи. Один начальник делает ставку на пожилых, другой — на молодых. Нынче модно заигрывать с молодежью. Так я считал. Уж если быть до конца откровенным, то нужно признаться, что я немного разочаровался в тебе. Издали ты казался мне солидным, всесильным авторитетом. Когда же я познакомился с тобой поближе, побеседовал, вижу ты и позер немного, и хвастун, и даже смешон.
— Словом, ты лгал, когда говорил, что берешь с меня пример? — Я чувствую, как у меня все кипит внутри. Надо уходить, бежать отсюда. — Тебе импонировали мой солидный возраст, машина, участок на берегу Балатона и еще бог знает что. Значит, ты обманывал своего директора? — Я смеюсь. — Теперь я знаю, что последует. Ты перевернешь все шиворот-навыворот. Прибегнешь к самобичеванию, чтобы предстать в другом обличье. Мол, твое мнение обо мне настолько изменилось, что теперь ты уже искренне уважаешь и ценишь меня… — Я произношу это грубо, повышенным тоном, бросаю, швыряю в него слова.
— Нет, нет, нет! Ты извращаешь смысл моих слов! — протестует Кёвари.
И этим он еще больше бесит меня.
— Обрушил бы все ракеты в одну точку с риском для собственной жизни, — безжалостно бичую я его. — Или прыгнул с моста, чтобы доказать свою готовность к самопожертвованию? Неужто и этот камуфляж все для того же: не клюнет ли директор? Что тебе надо? Не думаешь ли ты, что меня может интересовать твое вранье? Не лучше ли нам расстаться и идти каждому своим путем? — Тут я уже кричу: — Пошел ты к черту! Слышишь?
Я хочу встать, он хватает меня за руки и, боясь, что я уйду, удерживает силой.
— Нет, нет, дядя Яни, не надо так, погоди! — умоляет он. — Я по глупости наболтал всякой ерунды, такая уж у меня натура. Мне нужно сказать тебе кое-что важное, сообщить, что…
С быстротой молнии проносятся мысли: может быть, Гизи, Эржи, Йолан, министерство, хорошее, плохое, разрыв, мольба, прощение, зов, проклятия, радость…
— Между прочим, некоторые из наших тогда в кабине… — торопливо, глотая слова, продолжает он. Я сразу же перестаю строить догадки, и вместе с растущим недоумением сосредоточиваю внимание на одном пункте. — Знаешь, я кое с кем из своих друзей обсуждал все это… и мы пришли к выводу…
— Любопытно! К какому же? — Я не скрываю своего нетерпения.