Я снова торопливо обшариваю все кругом.
— Министр лично написал ему, — шумно выдыхает Силади. — В письме так и сказано: товарищу Михаю Тиллу. Барон прочитал про себя, потом взобрался на стул и читал вслух. А Борош тем временем ликовал от счастья. И только тогда осекся, когда Барон сказал, что сегодня вечером выиграет пари.
Как ни пытаюсь не слушать, не думать ни о чем, не придавать значения услышанному, все-таки вижу Тилла. Вот он важно шествует по заводскому двору, входит в директорский кабинет, садится в кресло. Нервная дрожь пробегает у меня по телу, я задыхаюсь от ненависти, все нутро переворачивается. Сейчас меня стошнит вместо Силади. Вспоминается Кёвари — а, по правде говоря, он и не выходил у меня из головы, — слышу его голос, злобное ожесточение, когда я прогнал его.
— Хватит болтать! — кричу я. — Знать ничего не хочу ни о Тилле, ни о Бороше, ни о чем…
— Знать не хочешь? Но ведь он же твой друг! А что ты скажешь, если сюда внесут сейчас мертвого Барона? Длинный отточенный кинжал поразил парня в самое сердце. Клянусь богом, что это будет не кинжал, а нож Бороша. — Он встает, кряхтит, закуривает, дымит. — Вот так зажал в руке, — показывает, — и кинулся за ним. Только не знаю, догнал ли? Уж и убивался он тут, плакал, как дитя малое.
— Из-за чего это? Они поскандалили, что ли?
— Ты разве не заметил, ведь этот остолоп Борош не на шутку втюрился в ту потаскушку? Не отходил от нее ни на шаг, как только ни уговаривал, даже жениться обещал. На полном серьезе задумал, осел.
— И что же?
— Потуши свет.
Гашу.
— Ну?
Силади снова садится на край койки, встает, поддергивает подштанники, подходит к окну, забирается на подоконник, свешивает ноги наружу.
— Упадешь, дурень, — предупреждаю я его.
— Отсюда видно, если кто-нибудь из них появится. Не терпится узнать побыстрее, что там у них. Если Борош догнал его, тогда Барон уже в больнице лежит, а Борош заполняет анкету в полиции. А если не догнал, то Барон как раз сейчас девушку обрабатывает. Взгляни на часы, можешь проверить потом: все происходит именно так, как я говорю. — Он болтает ногами, сидя на подоконнике, шумно выпускает дым в темноту. — Заманит желторотого птенца к своему дружку, у которого папаша художник, что ли, наговорит с три короба: мол, ты такая красавица, что тебя грешно не нарисовать. Глупышка, конечно, клюнет и пойдет с ним. Борош поначалу не сдавался, ну и что, мол, с того, что пойдет? Это, дескать ни о чем еще не говорит! И только тогда завертелся волчком, когда Барон проговорился, как они в студенческие годы, когда учились в институте, заманивали туда девушек, приходили всей компанией, и каждый из них бедняжку, понимаешь?.. Ни одной не удалось убежать, и ни одна не осмелилась после этого пожаловаться. Один из приятелей — правда, он не знал об этом — даже женился на такой девушке, хотя его и предупреждали.
— Что-о-о? — взревел я диким голосом.
— Чего глотку дерешь, я чуть не упал из-за тебя. С той поры, как увидел нож в руке Бороша, я стал пугливым. Такой нож, старик, наверно, носил Гулливер в стране лилипутов.
— Кто женился? — кричу я вне себя.
— Ты что, взбесился, что ли, сколько раз нужно тебе повторять, — обижается он.
Я пулей вылетаю в дверь, с такой силой рванув ее, что она чудом не слетела с петель.
Да, вот он, этот дом, три ступеньки, слева площадка, лифт… Запыхавшись, читаю на дощечке фамилии: «Скульптор Адам Деги».
Мчусь по лестнице, перепрыгиваю через три ступеньки, выскакиваю на площадку второго этажа, затем на третий…
По мощеному двору гулко стучат шаги, знакомые шаги. Перегнувшись, смотрю вниз — плечи, голова Тилла, засунутые в карманы руки, походка вразвалку.
Как ужаленный кидаюсь вниз. Догоняю его уже за воротами. У меня перехватывает дыхание, вместо крика с трудом вырывается хрип:
— Где девушка?
Он вздрагивает, словно у него над самым ухом выстрелили из ружья, поворачивается ко мне. Некоторое время непонимающе таращит на меня глаза, затем улыбается.
— Это ты, Яни? Каким ветром тебя сюда занесло? Откуда ты знаешь?
Руки он по-прежнему держит в карманах. Во всей его фигуре, развязной позе сквозит сознание собственного превосходства, надменность, самоуверенность, самодовольство. Не в силах сдерживать себя, я хватаю его за пиджак, притягиваю к себе и кричу прямо в рожу ему:
— Что ты сделал с девушкой? Мразь!
Помрачнев, он молча берет меня за руку и пытается высвободить пиджак. Но я сильнее сжимаю руку. Тогда он, обозлившись, толкает меня.