Не было в нем равнодушия. Все, что проводилось на корабле, кровно касалось его. Заметив во время похода, что люди стали уставать, он забеспокоился:
— Усталость — сестра апатии. Продумай-ка, комиссар, что-нибудь такое остроэмоциональное, чтоб затронуло, душевные струны людей. Надо расшевелить экипаж.
— А что, если провести литературный вечер, посвященный поэту-маринисту Алексею Лебедеву?
— Прекрасно. Пожалуй, это то, что надо.
И дальнобойная артиллерия лебедевской поэзии поддержала нас своим «огоньком».
Вечер начали с трансляции по корабельной сети радиоспекталя Ивановского молодежного театра драмы и поэзии «Торжественный реквием» об Алексее Лебедеве, запись которого взяли с собой в море.
И вот во всех отсеках подводной лодки зазвучала музыка Дмитрия Шостаковича, лебедевские чеканные строки. И я, уже не в первый раз слушавший эту пленку, подаренную работниками ивановского радио морякам, вновь поразился проникновенному звучанию лебедевских стихов, удивительному сочетанию в них мужества и глубокой лиричности. Как созвучна нам была эта постоянная готовность поэта к подвигу!
Прошел по отсекам. Моряки внимательно слушали стихи. Едва прозвучали последние строки, как посыпались многочисленные просьбы — повторить запись.
Командир был особенно доволен. Он видел, как оживился экипаж.
Нельзя сказать, что Лебедев был открытием для подводников. На флоте знают и любят его стихи. Хотя были и такие, особенно среди первогодков, для кого эта передача стала откровением.
Молодой электрик Слава Базилевский с изумлением воскликнул:
— Вот это писал человек! Как будто в душу заглянул мне.
— Это о нас, — согласился командир. — В самую точку угодил.
В этом было, пожалуй, главное. В море стихи Лебедева воспринимались особенно остро, личностно.
И тогда я рассказал подводникам о той далекой ноябрьской ночи сорок первого, пережить которую поэту не довелось.
…Поздняя осень на Балтике богата штормами и непогодой. Тревожно гудят осенние ветры, снежные заряды гулко ударяют в надстройки боевых кораблей, белесой пеленой проносятся над палубами, острыми иглами впиваются в лица моряков.
Так было и в ночь с тринадцатого на четырнадцатое ноября сорок первого года, когда подводная лодка Л-2, на которой штурманом служил Алексей Лебедев, в составе конвоя следовала в район Ханко. Шторм сорвал с якорей мины и нанес их на фарватер по пути следования конвоя. Видимость временами уменьшалась почти до нуля, и даже впередсмотрящий, стоявший в самом носу корабля, не в состоянии был своевременно предупредить о грозящей минной опасности. Именно в такой момент и раздался мощный взрыв, потрясший весь корпус подводной лодки. Отважно сражалась аварийная группа во главе с лейтенантом Лебедевым за живучесть своего корабля, и им удалось отстоять его. Но несчастья не ходят в одиночку. Уже вторая мина подстерегала раненую подлодку…
В том длительном трудном походе, о котором я рассказываю, Алексей Лебедев был с нами рядом и помогал нам. Сборник его стихов выдавался на руки на два часа, потому что был единственным в нашей библиотеке. А читать хотели все. В матросских тетрадях и блокнотах появились аккуратно переписанные лебедевские строки.
Вскоре ко мне подошел Слава Базилевский и застенчиво, переминаясь с ноги на ногу, попросил:
— Посмотрите, товарищ капитан второго ранга, я тут стихи сочинил. Правда, пока только четыре строчки, остальное — в голове.
Присутствовавший в центральном отсеке командир с любопытством посмотрел на молодого электрика.
— Прочти вслух, комиссар.
Я взял из рук Славы тетрадный листок и прочел:
— А ведь хорошо, — похвалил командир. — Выходит, и поэзия на подводной лодке нужна не меньше, чем хлеб и воздух.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
После огромного напряжения предпоходовых дней люди должны были передохнуть, перестроиться, или, как образно говорят моряки, — «прийти в меридиан». И потому на первые дни похода никаких крупных мероприятий мы не планировали. Но уже в начале плавания произошли события, которые никак нельзя было обойти молчанием. Взять хотя бы дни рождения членов экипажа. Уже давно стало хорошей традицией на флоте отмечать их под водой по-особому.
Молодой лейтенант Павел Ильин впервые в своей жизни вышел в длительное плавание. Он не то чтобы забыл о дне своего рождения, но слишком много всяких дел и забот навалилось на него. До того ли!