Отказав мне в этой просьбе, помощница лишила бы свою начальницу подарка. Мы обе это понимали, поэтому я ничуть не удивилась, получив приглашение пройти в офис для практического решения деликатного вопроса.
Стеклянный лифт вознес нас на восьмой этаж. Стеклянные двери сами собой разъехались, пропуская нас в стеклянную комнату со стеклянными стенами. Пол и потолок оказались непрозрачными, и это меня порадовало. Я в отличие от Ольги Петровны была не в бесформенных брюках, а в короткой расклешенной юбке и при наличии стеклянных перекрытий неизбежно продемонстрировала бы свое нижнее белье обитателям семи нижних этажей.
Запустив меня в свой персональный аквариум, бдительная помощница первым делом попросила документы. Внимательно изучив предъявленное удостоверение и убедившись в моей принадлежности к рекламному агентству полного цикла «МБС», она раскопала в большой стопке свежей почты Маруськино поздравительное письмецо, протянула его мне и отвернулась в сторону, притворяясь, будто любуется кактусом в горшке. Чахлое растение красотой не блистало, и засматриваться на него невзрачной офисной даме имело смысл, только если она желала бы прослезиться над судьбой более безрадостной, чем ее собственная. Я поняла, что Ольга Петровна проявляет деликатность, и была ей за это признательна. Меня вполне устраивало отсутствие наблюдения за моими дальнейшими действиями.
Я вовсе не собиралась оставлять в конверте открытку с Маруськиным безобразным «поздравлением» и даже не думала дополнять его своими деньгами. Дурацкую открытку я изъяла, а взамен положила подходящий по размеру рекламный буклетик нашей фирмы и свой билет на спектакль в Театре оперетты, о котором культурная общественность нашего города жарко спорила уже второй месяц. Вообще-то я не большая любительница театра, мне гораздо больше нравится кино, но наша Зоя так увлекательно рассказывала об этом спектакле, что мы с Маруськой не рискнули сильно отрываться от культурных масс и тоже решили взять билеты. Ну, если уж быть совсем честной, Маруся ощутила тягу к искусству Мельпомены чуть раньше меня, а я тянула с культпоходом до последнего и купила билет только на сегодняшний заключительный спектакль. А если уж совсем-совсем честно, то сейчас я искренне радовалась, что необходимость присутствовать на помолвке Руслана Барабанова все равно лишала меня возможности беспокойно подремать в потертом плюшевом кресле над оркестровой ямой.
Но зачем же пропадать билету, за который деньги заплачены? Вот он и пригодился. Билет, по моему мнению, вполне мог сойти за небольшой, вполне культурный и в высшей степени невинный подарок, а буклет всея конторы «МБС» с натяжкой заменял поздравление за подписью нашего шефа. На ощупь подарочный конверт для мадам Лушкиной получился приятно плотным, и чопорная Ольга Петровна отнеслась к нему с должным уважением.
Я покинула стеклянный замок «ЮгРоса» с приятным чувством гордости за проявленные мною ум и сообразительность. Понижать возросшую самооценку встречей с Броничем, у которого могло быть другое мнение по этому поводу, мне не хотелось. Чего мне хотелось, так это покушать, поэтому я решила начать обеденный перерыв досрочно и поехать домой. Папуля ночью творил тесто и мариновал мясо. На обед нам были обещаны пироги по-кахетински и шашлык «Дато Туташхиа».
По мере подъема лифта запах жареной с чесноком баранины становился все сильнее и к седьмому этажу достиг такой концентрации, что я ворвалась в квартиру, распустив слюни, как мастиф.
– Дюшенька, ты как раз вовремя, мой ручки и садись за стол! – позвал из кухни папуля.
Он не усомнился, что пришла именно я, и это могло означать только одно: все остальные члены семейства уже сидят за столом с мытыми ручками и полными тарелками еды. Я поняла, что имеет смысл поторопиться.
Жадина Зяма при моем появлении засуетился и спешно вонзил вилку в самый большой кусок мяса.
– Приятно тебе подавиться! – съязвила я, плюхаясь на диванчик рядом с братцем.
– Не толкайся! – недовольно буркнул он, цепляя с блюда второй кусок – про запас.
– Дети, не ссорьтесь! – примирительно сказал папуля. – Еды хватит всем.
– Ах, как мне надоели эти братско-сестринские распри! – капризно вздохнула мамуля, прикусывая веточку петрушки.
У нашей великой писательницы второй день не вытанцовывался сюжет нового романа, отчего она была сердита и раздражительна.
– Басенька, скушай ребрышко! – ласково предложил супруге папуля.
– Ах, как мне все это надоело! – скривилась капризуля.
Бабуля покосилась на мамулю, выразительно пошевелила бровями и молча прибавила громкость телевизора. Культурная программа обеда, отягощенного братско-сестринскими распрями и VIP-капризами, состояла из застольного просмотра новостей с Максом Смеловским – моим давним поклонником и другом всей нашей семьи.
– Сегодня первое апреля – международный день птиц! – радостно возвестил с экрана Максим.
– Сегодня первое апреля – День дурака! – чавкая, заспорил с ним Зяма.
– С праздничком тебя! – ехидно сказала я.
– Дюша, надо быть добрее к брату! – укорил меня папуля.
– Надо быть добрее к братьям нашим меньшим! – поддакнул ему Смеловский в телевизоре.
Я смешливо хрюкнула в надкушенный пирог. Зяма обиженно надул щеки, и без того сильно округленные не прожеванным мясом, и сделался похож на гигантского хомяка, максимально приблизившись к образу меньшего нашего брата по разуму. А телеведущий проникновенно сказал:
– Сегодня весь край должен выйти на строительство скворешников и птишников!
Он так и сказал: «скворешников» и «птишников» – через «ша», чему я сильно удивилась. Смеловский парень образованный, мы с ним вместе грызли гранит филологии в университете, причем Макс занятия не прогуливал и как грызун научного гранита преуспел больше меня. С чего же вдруг такой моветон?
– В самом деле, скворечник! – неожиданно оживилась мамуля. – О, какая идея! Извините, я вас покину.
Она отодвинула тарелку, встала и удалилась к себе.
– Я ошибаюсь, или к Басеньке пришла муза? – проводив супругу взглядом, задумался папуля.
– Ага! Она прилетела из ближайшего скворечника! – сострил Зяма.
Я подняла брови и похлопала ресницами. Наша мама пишет ужастики, и до сих пор самым компактным дощатым сооружением, фигурировавшим в ее произведениях, был портативный гробик злобного лилипута – карликового плода близкородственного скрещивания представителей вырождающейся вампирской линии. Как мамуля впишет в одну систему образов с мрачными склепами и усыпальницами милый птичий домик, было непонятно, но заранее интересно.
Предвкушая небанальный поворот сюжета, я поела шашлыка с пирогами и только-только приложилась к компоту из стилистически чуждой кавказской кухне гваябы, как позвонила секретарша нашего Бронича Катерина.
– Куда вы все пропали?! – истерила она. – Где ваша совесть?!
– Вопрос поставлен некорректно, – заметила я, двигаясь в прихожую, чтобы обуться и бежать в контору.
Наша Катька – воплощение гражданской сознательности, высокой ответственности и бескорыстной любви к работе. Отсутствие аналогичных качеств в других людях она воспринимает очень болезненно, а я не люблю огорчать своих добрых знакомых без крайней на то необходимости.
– Чье именно местонахождение тебя все-таки интересует – мое или моей совести? – заглушая предательское гудение лифта, забалтывала я коллегу. – И кого, собственно, ты называешь сложным местоимением «вы все»? Это только мы с моей совестью или кто-то еще?
Катерина не выдержала моего насмешливого тона и взорвалась гневной тирадой, из которой стало ясно, что не я одна бессовестно плюю на работу, дезертируя с линии трудового фронта в трудный для родной конторы момент. Маруська так и не объявилась, Зойка с Андрюхой сбежали «позавтракать» и не вернулись к обеду, а вот шеф наш, наоборот, пришел и требует поздравлялки на подпись.
– О господи, поздравлялки! – охнула я.