Лицо молодого человека исказила такая ненависть, какой Хиттер не видел ни на одном поле боя.
— Еронимус, — прошипел темноволосый, не отрывая взгляда от замершего святого отца, — вот так встреча!
Сколько занял путь до стоянки разбойников, Фрай, хоть убей, не понял. Их вели какими-то неприметными тропами, постоянно петляли, путали следы, то спускались в овраги, то поднимались на заросшие лесом пригорки. При всём при этом, общее направление Хиттер, не раз пересекавший Великую Степь, приблизительно запомнил. «Если что, — думал он, — обратно на тракт я выберусь». Однако настрой Теобальда (так звали разбойники своего вожака) весьма красноречиво говорил о том, что наёмнику вряд ли доведётся воспользоваться этим знанием. Темноволосый голодным стервятником кружил вокруг Еронимуса, ежеминутно суля ужасающие кары за прошлые проделки. Из этой по большей части бессвязной болтовни арангиец, холодея, уловил, что когда-то Еронимус объявил «нечистой» целую деревню, но не всё прошло гладко, и части еретиков удалось скрыться в лесах — собственно, к ним в руки они и попали. Хиттер Фрай хотел было втихую расспросить самого Еронимуса, но теперь уже святой отец играл в тупого варанга — на ходу трясся и молился своему Создателю, никак не реагируя на происходящее вокруг. Всё это очень не нравилось наёмнику.
До лагеря дошли почти в сумерках. Представлял он собой обширную поляну с вырытыми тут и там землянками, которые можно было различить по торчащим на поверхности хворостяным крышам. За деревянной изгородью бродило несколько коз и свиней.
— Приведи отца, скорее! — крикнул Тео (так Хиттер обозвал его для краткости) парню, вышедшему навстречу. Тот опрометью метнулся к одной из землянок в центре поляны.
Тем временем остальные начали осмотр добычи. Скосив глаза, Фрай видел, как чужие руки шарят по его седельной суме, как нервничает и топчется на месте Снежок, недобро зыркая на незнакомых людей. Затем пришла их со священником очередь. Первым делом в руки лесных удальцов перекочевали медальоны — пятиугольная пластинка Культа Создателя на серебряной цепочке и бронзовое солнце арангийца. Затем — кошели и кисеты. Кто-то бдительный проверил обувь — так Фрай лишился засапожного ножа. Сапог тоже вскоре лишился — взамен получил истоптанную и худую, чудом не развалившуюся пару. У наёмника забрали плащ, пояс и подшлемник, велели снять потрёпанную бригантину — он подчинился. Разбойники, порядка ради, заглянули святому отцу под сутану.
— Не баба! — объявил один. Остальные заржали.
— Жалко, что не баба, — притворно вздохнул кто-то, — ласки хоцца!
— Иди ко мне, приласкаю! — прокричал другой, помахивая отобранным у наёмника ножом. Снова грубый гогот, но что-то быстро он оборвался — видать, начальство пожаловало, смекнул Хиттер. Действительно, разбойники поспешно расступались, освобождая дорогу двоим мужчинам. Одним из них был тот парень, которого Тео посылал за отцом. Другой, с копной серо-седых волос на голове и окладистой бородой, ступал как-то неестественно плавно и держался за руку своего спутника. Фрай тут же понял почему: на месте глаз у пожилого мужчины были две уродливые сине-красные язвы.
«Калёное железо», — угадал наёмник, и внутри него всё замерло. Глаза в Велласконе выжигали особо опасным преступникам.
— Отец! Иди сюда! — воскликнул Теобальд. — Посмотри, кто попал к нам в руки!
Слепой тяжело шагнул вперёд, потом достаточно уверенно добрёл до злосчастного священника и возложил дрожащие ладони на его бритую голову. Большие пальцы коснулись крепко сомкнутых век.
— Я хотел бы выдавить твои проклятые глаза, Еронимус, — прошептал он, и арангийца передёрнуло от этого леденящего шёпота. Так, наверное, могла бы разговаривать Смерть, — но это будет слишком просто для тебя. У нас будет много времени, Еронимус. Ты отнял мои глаза, но я могу слышать. Кричи громче, Еронимус, кричи громче.
Еронимус закричал. Мало человеческого было в этом крике. Наверное, так в последний раз кричит котёнок, видя над собой жадную собачью пасть.
— Второй — его охранник, отец. Арангийский наймит, — сказал Тео. Пальцы слепца пробежались по лицу Хиттера, будто выводок крупных муравьёв.
— Зачем ты пришёл в наши леса, арангиец? — прошелестело у него над ухом.