Он любил земледелие и с удовольствием занял бы место старшего брата, но раз судьба решила иначе, он не возражал и не роптал. Он долго размышлял, наконец, отправился к брату и сказал ему, что намеревается купить большую лодку и заняться летом перевозом, а зимою будет жить дома, помогать в работах, чистить хлев или рубить дрова, плести сети или шить паруса.
Старший не дал определенного ответа; прошла неделя; никто из них не затрагивал этого вопроса.
Но однажды, когда они возвращались с работы, — дело было раннею весной, — младший сказал:
— Ну, я думаю, мне скоро можно будет выехать на лодке.
Старший ответил только протяжным:
— Да-а-а.
Младший продолжал:
— Ты мне дашь денег взаймы?
Эриксон спросил, сколько требовалось денег. Младший назвал сумму.
— Да, пожалуй.
Тем дело и кончилось. В мае месяце у Карла-Августа была собственная лодка и он стал ездить на ней по шхерам и в Стокгольм с грузом дров.
Прошло, таким образом, десять лет. Старший брат продолжал обрабатывать землю. Младший ездил летом по морю и зарабатывал не мало денег перевозом. Зимою он проживал у брата, чинил свою лодку, шил паруса и помогал в хозяйстве, чем мог. Он не имел еще времени подумать о браке. В маленьком домике Эриксона не было места для двух семей. В течение первых пяти лет лодка была оплачена. Но о покупке новой усадьбы он не мог и думать, а подходящую аренду было трудно найти. Годы шли за годами с постоянными сменами зимы, лета, удач, неудач, убытков и барышей. Мало-по-малу росли и сбережения. Каждое лето Карл-Август отправлялся в город и каждый раз, когда он возвращался домой, увеличивался итог банковской книжки, которую он тщательно завертывал в бумажку и прятал на дно сундука. Но строй его жизни не менялся, и не было никакой надежды, чтобы он изменился и в последующие годы.
После своей утренней прогулки Эриксон чувствовал себя все время не по себе. В одно утро он оказался не в силах встать с постели. У него было воспаление в легких, хотя никто из окружающих, конечно, не понимал этого. Сильный жар и кашель не давали ему покоя.
Карл-Август испытал какое-то странное ощущение, когда его невестка рано поутру сообщила ему о болезни брата. Он не сказал ни слова в ответ, но медленно спустился с горы к хорю, чтобы собрать сети.
Было чудесное осеннее утро, ясное, солнечное, с холодным ветром. Целый день накануне шел дождь, земля размокла, а с длинных игл елей струилась вода всякий раз, когда ветер потрясал их старые узловатые ветви. Мох был пропитан влагой, а между корнями сосен пробивался с журчаньем ручей, прокладывая себе путь к скале и спадая вниз в залив с громким однообразным плеском. Белые тучи быстро неслись по небу к юго-западу, а лодки у пристани, колыхаясь, стучали о деревянный мостик.
Карл-Август спустился по узкой горной тропинке, взошел на пристань и стал отвязывать одну из лодок. Он посмотрел на море, опять привязал лодку и впал в глубокое раздумье.
Что́, если брат умрет?
Да, конечно, было бы очень приятна продать большую лодку. Он получил бы за нее не малую толику денег. Ему, как мужчине, было бы, конечно, приличнее всего взять на себя хозяйство и поселить у себя вдову брата с детьми. Она, наверное, не захочет возиться с рабочими и землею, не захочет заниматься земледелием, в котором ничего не смыслит. А он мог бы мало-по-малу скупить инвентарь и движимость.
Он взялся было за веревку, которою лодка была привязана к пристани, но затем так же быстро оставил ее.
Ему пришла на мысль здоровая, красивая девушка, жившая на материке. Он нередко ездил поболтать с нею в летние вечера, и слуги в доме его брата дразнили его тем, что он возвращается домой только к утру.
А, между тем, старший брат боролся со смертью. Окружающие поняли, что дело плохо, и решили послать рано утром за доктором.
Карл-Август и жена Эриксона не ложились всю ночь. Больной лежал молча, тяжело дыша, причем дыхание его прерывалось иногда сильным, продолжительным кашлем.
Все было тихо кругом. Только ветер проносился от времени до времени по верхушкам соснового леса, а собаки на дворе откликались лаем на какой-нибудь воображаемый звук. Хозяйка сидела тихо у постели больного, а Карл-Август приютился у очага, прислонясь к белой стене. Он работал без устали весь день и, кроме того, немало странных мыслей перебродило у него в голове. В час ночи он заснул, и в комнате только и слышно было тиканье часов, прерывистое дыхание больного и регулярный храп здорового.
К утру Эриксон скончался. Жена вскочила и разбудила зятя.
— Карл-Август, — вскричала она, — иди, посмотри, что с ним!