Он встал, испуганный, с просонков, подбежал к постели брата и стал протирать глаза. Он дотронулся слегка до брата, взял его за руку, но рука беспомощно упала на прежнее место, и Карл-Август очнулся.
— Да, умер, — сказал он.
Его неприятно поразила мысль,что он спал в то время, как брат кончался, и он не знал, что сказать.
Жена наклонилась над трупом и заплакала.
— Это случилось так неожиданно, так неожиданно, — сказала она.
Карл-Август опять сел у печки и задумался, затем медленно поднялся и направился к двери. Здесь он остановился и сказал, не глядя на невестку:
— Ты хорошо бы сделала, если бы приготовила кофе. Нам, во всяком случае, необходимо выехать сегодня в поле для посева.
Дни шли своим чередом и работа производилась попрежнему. Работали в поле, ловили рыбу.
Похороны были назначены на воскресенье. Разослали приглашения к родственникам и знакомым и уже рано поутру в назначенный день показалось множество лодок, составивших настоящую флотилию.
Прежде всех приехала старшая сестра умершего с мужем и двумя детьми. С нею прибыла и незамужняя сестра, проживавшая в городе. Они молча поднялись на гору к домику. Затем явился пономарь, которому было послано особое приглашение, а с ним и после него соседи и друзья с ближайших островов. Все они несли, в руках съестные припасы, в каком-то смущенном молчании подымались гуськом на гору и останавливались как бы в недоумении перед домом.
Там все было приведено в порядок и прибрано. На дворе в большой четырехугольной беседке было выставлено тело на парадной постели, составленной из двух подставок и нескольких неотесанных досок. На этом ложе стоял черный гроб, с зелеными венками из листьев и хвой, а в гробу лежал покойник с книжкой псалмов в руках. В нескольких шагах от гроба был накрыт стол для завтрака и на нем наставлена масса всякого рода яств, масло, хлеб, пиво, сельди, жареные колбасы, пироги и большая бутылка водки.
Вдова не показывалась; всем распоряжался Карл-Август. Он шел на встречу гостям, благодарил их за посещение, принимал от них приношения и благодарил вторично.
Общество распалось на группы. Женщины, девушки, старики и молодые люди стояли все отдельно.
Когда прибывшие наговорились друг с другом и явилась потребность в завтраке, Карл-Август подошел к пономарю шепнул ему на ухо несколько слов. Тот стал у изголовья покойника и в одну минуту все разговоры утихли. Присутствующие сняли шляпы, сложили руки и низко наклонили головы. В собрании послышался как бы подавленный вздох. То из одной, то из другой группы женщин раздавались по временам рыдания. Пономарь надтреснутым голосом запел старинный псалом:
А все стоящие вокруг вторили ему, кто как мог, тихо или громко, смотря по голосу и расположению духа. Шесть человек подняли гроб и понесли его на плечах вниз под гору к узкому заливу, глубоко врезывавшемуся в землю, среди дубов к сосен. А внизу лестницы стояла, закрывая лицо платком, вдова, одетая в черное, и глядела вслед уходившим.
Когда они поставили гроб на большую лодку и Карл-Август сел у руля, он провел рукой по глазам и с грустью подумал о брате, которого должен был вскоре опустить в землю. Но когда ветер надул паруса и лодка, слегка накренясь на бок, начала разрезывать волны, с шумом плескавшиеся о борта, настроение его духа быстро изменилось; не давая сам себе в этом отчета, он почувствовал, что только теперь начинается для него настоящая жизнь, когда для него явилась возможность завестись собственным домом.
Все вперед и вперед двигался похоронный поезд, из залива по блестящему открытому фиорду, где волны искрились под яркими лучами полуденного солнца, по проливу прямо к маленькой серенькой церкви без колокольни, которая возвышалась на южном берегу длинного острова, тянувшегося на протяжении целой мили. Это было странное, молчаливое путешествие. Двое молодых парней попробовали было пошутить, когда налегали на весла, чтобы повернуть лодку, но никто не поддержал их. Все сидели тихо, не глядя друг на друга.
Странное чувство испытывал в это время Карл-Август. Чем ближе подъезжали они к церкви, тем с бо́льшею нежностью вспоминал он о покойном брате. При мысли о нем его охватывало горячее чувство признательности; ему казалось, что он должен быть благодарен умершему за все свое будущее. Слезы навернулись у него на глаза, когда он поддерживал гроб, помогая выносить его на берег.
Погребение кончилось. Парод стал кучками расходиться с кладбища, а участвовавшие в похоронном поезде направились к морю. Карл-Август подошел к священнику и попросил его сделать родственникам покойного честь отобедать с ними. Священник отказался, извиняясь спешными делами, и спросил: