Опешив, я проговорил:
— Вы… вы правда мне верите?
— Конечно верю! Одна твоя стрижка чего стоит! Ни один двадцатилетний парень не станет носить детскую стрижку с торчащим вверх вихром. Прожитые годы приглаживают даже самый задорный вихор.
— Дорогой, ты где? — окликнула его сверху Алма. — Мы опаздываем.
Услышав голос жены, мистер X устремился наверх — намного проворнее, чем можно было ожидать от похожего на грушу толстячка.
В подвале папа усердно приводил в порядок сломанный подвесной мост. Мы просто обязаны были починить макет Кристофера Кроуфорда, чтобы не навлечь неприятностей на мистера и миссис X.
— Помогай, Оскар. — Папа передал мне плоскогубцы.
Я рассматривал разбитый макет и ужасался всё больше.
— Пап, я чувствую себя последним идиотом! Всё переломал…
Папа сжимал меж губ медную проволоку, поэтому усмехнулся лишь уголком рта. Он осмотрел меня сверху донизу — забинтованную голову, забинтованные ладони, заклеенное пластырем колено — и промычал, не вынимая проволоки:
— Хорошо хоть сам целый.
На столе перед собой папа разложил целый арсенал инструментов: маленькие отвёртки, особые щипчики. Вот он приладил на макет одну из опор моста, закрепил крошечной скобой и подклеил. Папа, судя по всему, был совершенно счастлив.
— Трудимся тут с тобой вместе, — довольно пробормотал он. — Совсем как в прежние времена, сынок.
Мы работали бок о бок до самого вечера, и повреждённый макет постепенно обретал прежний вид. Там, где моя нога пробила берега реки насквозь, мы возвели новые берега и восстановили рельеф с помощью штукатурки — сейчас она постепенно сохла и затвердевала. А я, точно ювелир, перебирал стёклышки, намереваясь восстановить окна Денверского вокзала. Только бинты на руках сильно мешали.
Вдруг папа мне подмигнул и, закурив, произнёс:
— Пускай штукатурка сохнет.
С этими словами он извлёк из-под стола, на котором стоял макет, пятнадцать красно-белых коробок фирмы «Лайонел». Все они были заклеены, и на каждой стоял штамп: «Опытный образец». Открывая коробки одну за другой, папа составил из двенадцати вагонов длинный серебристый поезд.
— Откуда это? — Такой поезд я раньше видел только на картинке. Металл мерцал, как чистое серебро. На носу обтекаемого локомотива сверкала эмалевая эмблема: красный орёл.
— Узнаёшь этот состав, Оскар? — спросил папа. — Он называется «Президент».
— Конечно узнаю. Он был в каталоге, который прислали в тот самый вечер… Ну, когда ты сказал, что с поездами придётся расстаться.
Папа выпустил несколько колечек душистого дыма.
— «Лайонел» продал не так уж много «Президентов». По тем временам они были слишком дороги. Оскар, только посмотри! Он весь из никеля — сияет от головы до хвоста! И на каждом вагоне — портрет одного из президентов. Вот Кулидж, вот Гардинг, Вильсон, Тафт, Теодор Рузвельт, Мак-Кинли… и так далее в обратном порядке до Линкольна.
Этот поезд недаром стоил кучу денег. Столько прибамбасов! И все работали! Даже прожектор вращался на экскурсионном вагоне. Там, в обтянутом бархатом креслице, которое, если потянуть за рычажок, мгновенно превращалось в кушетку, сидела оловянная девочка с косичками.
Папа открыл крышу вагона-ресторана и, взяв в руки тонюсенькую отвёртку, показал мне полки с раздвижными дверцами и шкафчики, хитроумно расставленные и даже вмонтированные под сиденья. Вот-вот кто-то войдёт и заполнит их банками с готовым супом и мясными полуфабрикатами.
— Чего только не придумают! — одобрительно заметил папа. — Поэтому «Президент» и стоит целое состояние.
— Ой, пап, а вагон-ресторан носит имя Джорджа Вашингтона! Интересно, как бы он к этому отнёсся, а?
— Давай-ка запустим «Президента», — предложил папа. — Кто знает, может, этих поездов больше вообще не осталось… Интересно, где мисс Кроуфорд раздобыла опытный образец?
Я кивнул вверх, на потолок, за которым текла жизнь голливудских богачей.
— Пап, эти кинозвёзды себе что угодно купить могут.
— Но мы всё равно счастливее, Оскар, — серьёзно сказал папа, сцепляя вагоны «Президента». — И надо уметь радоваться. Радоваться, что у тебя есть я, а у меня — ты. Это очень много! Если я хоть что-то понимаю в жизни, хозяевам этого дома такое счастье даже не снилось. Ни этому приёмышу, бедняге Кристоферу, ни его разведённой, неуживчивой мамаше.
Папа поставил поезд на рельсы, выпрямился и потянул рычажок. Поезд тронулся, набрал скорость и понёсся, как комета. Он был не только шустрый, но и очень тихий, почти бесшумный. Тише любого из прежних поездов фирмы «Лайонел» — и наших, и тех, что я запускал в банке. Папа увёл экспресс «Золотой штат» с основного пути, чтобы дать дорогу «Президенту»: пусть бежит от Лос-Анджелеса к Скалистым горам, а потом по равнинам до самого Чикаго!