Он — кормилец шакальей стаи
И, за горло подняв страну,
Из костей строил стены Сталин,
На костях проиграл войну.
Субкультуру взрастив на крови
Негодяев и стукачей,
Он себе певцов заготовил,
Он оставил нам палачей.
Проще будет почить героем,
Запластав своей грудью дзот,
Чем великой страны изгоем
Забивать мокрой глиной рот.
Проще будет войти в анналы,
Переняв чьей-то жизни миг,
Чем кайлом прорубать каналы,
В мать рябой славословя лик…
От свободы рабы устали,
Им бы снова под власть кнута…
Где ты, новый великий Сталин,
Где ты, заданный шаг винта?
Ждут добычи кровавой черви,
Да горластое вороньё.
Слишком много плодится черни,
Подоспело твоё жнивьё,
Русь великая, будь покойна,
Мы удобрим твои поля,
Мы накормим собою войны,
Чтобы снова цвела земля,
Чтобы воры и мародёры,
Вновь кроили тебя и жгли,
И чтоб мы на твоих просторах
Только смерть себе обрели.
Красная дверь
Я обожаю княжие цвета
От красной двери до зелёной рощи.
Мне нравится святая простота
Пустых просёлков, где рассудок ропщет
Лишь над следами человечьих рук,
Оставивших обрывки разной дряни.
Люблю в природе выверенный звук
И постепенность. В ослеплённой рани
Хочу не знать о том, что будет днём,
А вечером не быть в плену у страхов,
И, озирая жизни окоём,
Не поминать, что жизнь была не сахар…
Весь этот мир придуман напоказ,
Он, как и я, не прячется от боли.
И я его уже в который раз
Спасти не в силах от чумной неволи
Нещадных и неузнанных потерь,
Когда безумье побеждает разум,
И красная не разделяет дверь
Зелёный миг планеты и заразу
Стяжания. Стигматы ран земных
Горят огнём, никто по ним не плачет.
Как много слов восторженно-пустых,
Как много чувств, что ничего не значат!
И вот опять любимые цвета…
За этой дверью только мы с тобою.
Пускай к нам постучится красота,
Она — как сон с загадкою земною…
Измена земле
На дворе вьётся хмель, а смородина
Сыплет бусины ягод в траву…
Далеко моя милая родина,
Только вижу я как наяву
Старых улиц булыжную оторопь,
И вишнёвую кипень садов,
И ворот разномастную косороть,
И весомую поступь годов,
Что ломали, сносили и строили,
Изменяя ландшафт городов,
Что сермяжную правду рассорили
С гордым жлобством бетонных столбов.
Бастет
Макает месяц тоненькие рожки
В озёрную задумчивую гладь.
Богинею сидит, напрягшись, кошка
И рыбу-месяц силится поймать.
Она черна, как ночь, что рядом тщится
Смешать все краски вечера в одну
И под кустами сумрачно густится,
И месяц тянет к илистому дну…
Но стрежёт богиня Бастет рыбу,
Что жидкое купает серебро,
И лапой чёрной ночи топит глыбу,
Отправив на таинственное дно.
Глаза сияют вековечной влагой
И, грациозной прелести полна,
Богиня — кошка с гордою отвагой
Подстерегает рыбу-тишь одна.
«Скрипучей веткой жалуется тополь…»
Скрипучей веткой жалуется тополь
Под щёлканье немолчное скворца
О том, что все хозяин деньги пропил,
Не починив родимого крыльца,
Что покосился дом, сопрела крыша,
Скворечник вверх тормашками висит,
А сам лежит, не видя и не слыша,
Как Бог с землёй цветущей говорит.
Старухи израсходовались ныне,
Живут на свете из последних сил.
И о таком, пропившем совесть сыне,
Нет плакальщиков, — все на дне могил.
А он, проспавшись, распускает палы
И радуется, глядя на огонь.
Горит живое, только горя мало
Тому, кому по сердцу гарь и вонь.
По осени «шишкует» бедолага,
Срубая ветви сосен до вершин,
И деньги с шишек поглощает брага.
А пьёт он дрянь заветную один.