Пусть изобразят себе, что должно было произойти во мне, когда, бросив глаза на включенное письмо от генерала Дибича, увидел я, что дело шло о существующем и только что открытом пространном заговоре, которого отрасли распространялись чрез всю Империю, от Петербурга на Москву и до второй армии в Бессарабии.
Тогда только почувствовал я в полной мере всю тягость своей участи и с ужасом вспомнил, в каком находился положении. Должно было действовать, не теряя ни минуты, с полною властию, с опытностию, с решимостию - я не имел ни власти, ни права на оную; мог только действовать чрез других, из одного доверия ко мне обращавшихся, без уверенности, что совету моему последуют; и притом чувствовал, что тайну подобной важности должно было наитщательнейше скрывать от всех...»
Доклад барона Дибича содержал сводку донесений из среды военных, профессиональных сыщиков, членов военной полиции, после возмущения Семеновского полка в 1821 году.
«Граф Милорадович, — пишет Николай Павлович, — казался мне, по долгу его звания, первым, до сведения которого содержание сих известий довести должно было; князь Голицын, как начальник почтовой части и доверенное лицо Императора Александра, казался мне вторым. Я их обоих пригласил к себе, и втроем принялись мы за чтение приложений к письму. Писанные рукою генерал-адъютанта графа Чернышева для большей тайны, в них заключалось изложение открытого обширного заговора, чрез два разных источника, показаниями юнкера Шервуда, служившего в Чугуевском военном поселении, и открытием капитана Майбороды, служившего в тогдашнем 3 пехотном корпусе».
17-го июля 1825 года унтер-офицер 3-го Бугского уланского полка Шервуд в письме на Высочайшее имя сообщил, что он узнал случайно о существовании тайных обществах в некоторых полках первой и второй армии и что служащий в Нежинском конно-егерском полку прапорщик Ф.Ф. Вадковский является одним из главнейших членов. В начале сентября он отправился в путь для дальнейшего открытия всех нитей существовавшего тогда заговора, касающегося благополучия и безопасности императора Александра. Просил государя, чтобы в известный час 20-го сентября приехал на почтовую станцию в Карачев, Орловской губернии, фельдъегерь, которому он мог бы вручить секретное донесение о сделанных им расследованиях. 9-го сентября Шервуд прибыл в Курск к Вадковскому, с которым познакомился 1824 году. Федор Федорович искренне обрадовался его появлению. Шервуд пишет в донесении по поводу этого свидания следующее:
«Он мне рассказывал о существующих обществах Северном, Среднем и Южном, называл многих членов; на это я улыбнулся и сказал ему, что давно принадлежу к обществу, а как я поступил в оное, я ему скажу после.
— Ну, каково идут дела? спросил я.
— Хорошо, отвечал он, —и, кажется, уже пора будет приводить в исполнение, только надо будет собрать сведения от Северного и Южного обществ.
— Да скажи мне, подготовили ли солдат?
Вадковский отвечал: — Этих дураков не долго готовить, кажется, многие в том подвинулись вперед.
— Так чего лучше: я теперь совершенно свободен, и конечно, за обиду, мне сделанную, и по любви к человечеству употреблю весь год на разъезды от одного общества к другому.
Вадковский от души меня благодарил; я ему написал записку, почему я имею большую надежду на возмущение в военном поселении,и, разумеется, старался описать положение поселения, основанное на истинных фактах, к несчастью, которых тогда было довольно. Потом написал письма, не касающиеся, разумеется, до заговора, так что только тот мог понять, к кому оные писаны, и к чему содержание оных клонится, а Вадковский полагал, что идет об успехах общества, к разным генералам, полковым командирам... Я, пробыв у Вадковского несколько дней, отправился под предлогом своей надобности в Орловскую губернию, Карачевский уезда, в имение Гревса, где написал подробно графу Аракчееву все, что узнал, что существуют три общества: Северное, Среднее и Южное, наименовал многих членов и просил прислать ко мне в Харьков кого-нибудь для решительных мер к открытию заговора. Я приехал в город Карачев в назначенное место и час, несколько минут раньше, в ожидании, по назначению моему, фельдъегеря; но прошло несколько часов, фельдъегерь не явился... Через несколько дней после назначенного срока приехал фельдъегерь; я ... расспросил фельдъегеря, почему он не приехал раньше десятью днями, на что он мне отвечал, что зарезали в Грузине Настасью Федоровну [Шумскую, любовницу всесильного начальника императорской канцелярии графа Алексея Аракчеева], а потому Аракчеев был как помешанный... Никогда бы возмущение гвардии, 14 декабря на Исаакиевской площади, не случилось; затеявшие бунт, были бы заблаговременно арестованы. Не знаю, чему приписать, что такой государственный человек, как граф Аракчеев, которому сколько оказано благодеяния императором Александром I, и которому он был так предан, пренебрег опасностью, в которой находилась жизнь государя и спокойствие государства...» (Цит. по: Шильдер Н.К. Император Александр I, его жизнь и царствование. Т.1-4. - С.-Пб.,1904-1905. Т.1).