«14 декабря до рассвета, — пишет барон А.Е. Розен, — собрались все офицеры у полкового командира генерала Воропанова, который, поздравив нас с новым императором, прочел письмо и завещание Александра, отречение Константина и манифест Николая. В присутствии всех офицеров я выступил вперед и объявил генералу, что если все им читанные письма и бумаги верны с подлинниками, в чем не имею никакой причины сомневаться, то почему 27 ноября не дали нам прямо присягнуть Николаю? Генерал в замешательстве ответил мне: «Вы не так рассуждаете, о том думали и рассуждали люди поопытнее и постарше вас; извольте, господа, идти по своим батальонам для присяги». 2-й наш батальон полковника А. Ф. Моллера занял в этот день караулы в Зимнем дворце и по 1-му отделению. 1-й батальон наш присягнул в казармах, кроме моего стрелкового взвода, который накануне занял караул в Галерной гавани и еще не успел смениться. Из казарм поехали во дворец к разводу нашего 2-го батальона, развод был без парада».
Между тем, в 7 часов утра созваны были в своих местах для присяги Сенат и Синод, и разосланы повестки, чтобы все имеющие приезд ко двору собрались в Зимнем дворце к 11 часам утра для молебствия.
«До десяти часов весь правительствующий Сенат был уже во дворце, — пишет в записках член тайного общества, барон В.И, Штейнгель. — Тут и во всех полках гвардии производилась присяга. Беспрестанно скакали гонцы во дворец с донесениями, где как шло дело. Казалось все тихо. Некоторые таинственные лица показывались на Сенатской площади в приметном беспокойстве. Одному, знавшему о распоряжении общества и проходившему чрез площадь, против Сената, встретился издатель «Сына отечества» и «Северной пчелы» г. Греч. К вопросу: «Что ж, будет ли что?» он присовокупил фразу отъявленного карбонари. Обстоятельство не важное, но оно характеризует застольных демагогов: он и Булгарин сделались усердными поносителями погибших за то, что их не компрометировали».
Рано утром 14 числа Рылеев просил Каховского проникнуть в Зимний дворец и убить Николая. Каховский сначала согласился, но потом отказался, не решился взять на себя роль цареубийцы.
Через час после его отказа Якубович отказывается вести матросов Гвардейского экипажа и Измайловский полк на Зимний дворец. И опять, сначала Якубович сам вызывается на это, а потом отказывается и говорит, что не выйдет. Александр Бестужев рано утром заехал к Якубовичу с тем, чтобы вместе с ним ехать в Московский полк. Якубович сказал ему: «Такое предприятие несбыточно; ты – молодой человек, не имеешь никакого понятия о русском солдате, а я знаю его вдоль и поперек».
Кроме того, время шло, а князь Трубецкой, избранный диктатором восстания и активнейшим образом готовивший его не появлялся. Поутру 14-го числа он предупреждал Рылеева о бессмысленности выступления малыми силами. План, по которому должно было проходить восстание и на который давал согласие Трубецкой, предполагал предварительный захват Зимнего дворца, с арестом царской фамилии, и Петропавловской крепости, а уж затем лишь захват Сената. Причем этот план предполагал привлечение куда большего количество войск, чем удалось поднять мятежникам. Срыв первоначального плана, происшедший по вине Булатова и Якубовича, которые должны были осуществить захват дворца и крепости, поставил Трубецкого в трудное положение. Прекрасно организованный его план начинал разваливаться.
Пущин и Рылеев приезжали утром на сборное место, но, не нашедши там никаких войск, отправились в казармы Измайловского полка. На пути они встретились с мичманом Чижовым, только что вышедшим из казарм; он их уверил, что никакая попытка поднять Измайловский полк не может быть удачна. Они возвратились вспять: на этот раз нашли на сборном месте двух Бестужевых и Щепина впереди солдат. Пущин примкнул к ним, а Рылеев сказал, что он отправится в Финляндский полк, и потом никто уже его более не видал. Рылеев, отставной поручик артиллерии, страстно любил Россию и в душе был поэт; вступивши в Тайное общество, он всегда был готов служить ему и словом и делом, но в решительную минуту он потерялся.