«Санкт-Петербург. 15 декабря. Вчерашний день будет, без сомнения, эпохою в истории России. В оный жители столицы узнали с чувством радости и надежды, что государь император Николай Павлович воспринимает венец своих предков, принадлежащий ему, и вследствие торжественного, совершенно произвольного отречения государя цесаревича Константина Павловича, и по назначению в Бозе почивающего императора Александра, и в силу коренных законов империи о наследии престола. Но Провидению было угодно сей столь вожделенный день ознаменовать для нас и печальным происшествием, которое внезапно, но лишь на несколько часов, возмутило спокойствие в некоторых частях города. Вскоре после издания высочайшего манифеста о вступлении его императорского величества на престол Государственный Совет, Правительствующий Сенат и Святейший Синод присягали в верности монарху; в течение утра должны были дать присягу все полки лейб-гвардии. В половине двенадцатого часа командующий Гвардейским корпусом и начальник Гвардейского штаба донесли его величеству, что присяга учинена полками Конногвардейским, Кавалергардским, Преображенским, Семеновским, Павловским, Гренадерским, гвардейским Егерским, Финляндским и Саперным батальоном. О прочих полках не было еще известия; посему причиною полагали отдаленность их казарм от дворца. В двенадцать часов узнали, что четыре офицера гвардейской Конной артиллерии, оказавшие сопротивление, взяты под стражу, но что прочие, как офицеры, так и нижние чины гвардейского Артиллерийского корпуса, присягали с отменным и единодушным усердием. Уже в исходе первого часа дошло до сведения его величества, что часть Московского полка (как сказывали, от трех- до четырехсот человек), выступив из своих казарм с распущенными знаменами и провозглашая императором великого князя Константина Павловича, идет на Сенатскую площадь. Толпы народа сбегались к сей площади и перед дворцом. Государь император вышел из дворца без свиты, явился один народу и был встречен изъявлениями благоговения и любви: отовсюду раздавались усердные восклицания. Между тем две возмутившиеся роты Московского полка не смирились. Они построились в батальон-каре перед сенатом; им начальствовали семь или восемь обер-офицеров, к коим присоединилось несколько человек гнусного вида во фраках. Небольшие толпы черни окружали их и кричали: «Ура!» Необходимость противопоставить им достаточное число верных войск была очевидна. Государь император дал повеление вывести один батальон Преображенского полка и, предводительствуя оным, приблизился к месту, где были собраны бунтующие, но с твердым намерением не употреблять силы, пока будет хотя малейшая вероятность кротостью и увещеванием образумить ослепленных мятежников. К ним подъехал санкт-петербургский военный генерал-губернатор граф Милорадович, в надежде, что его слова возвратят их к чувству обязанности; но в ту же самую минуту стоявший возле него человек во фраке выстрелил по нем из пистолета и смертельно ранил сего верного и столь отличного военачальника. Он умер нынешнюю ночь.
Сие злодеяние ни в чем не изменило намерений его императорского величества. Твердость и милость равномерно оказывались в сделанных несколько раз по его повелению увещеваниях возмутившихся. Государь призывал их к долгу и смирению, но не внимая никаким условиям, не скрывая от них, что и за самою скорою покорностью долженствует необходимо и во всяком случае последовать примерное наказание зачинщиков мятежа.
Между тем его величество дал приказание бывший в карауле у дворца полк Финляндский егерский усилить саперным батальоном, а полкам Кавалергардскому, Конногвардейскому, Павловскому, Гренадерскому и лейб-гвардии Артиллерийской первой бригаде явиться к нему. Все сии войска ревностно просили дозволения одним ударом уничтожить бунт и мятежников. К сим последним присоединилось несколько человек из лейб-Гренадерского полка и Гвардейского морского экипажа; но, с другой стороны, великий князь Михаил Павлович, который в ту лишь минуту возвратился в Санкт-Петербург, узнав, что часть принадлежащего к его дивизии Московского полка обесславила себя восстанием на законную власть, немедля отправился к казармам и там, даже не употребляя никаких строгих мер, привел к присяге шесть рот сего полка, кои при начале возмущения хотя отказывались присягать, однако же не хотели и следовать примеру вышедших на Cенатскую площадь. Его высочество, обязав сии роты клятвенным обещанием верности к государю императору Николаю Павловичу, привел их к августейшему брату своему; они пылали равным с другими войсками нетерпением положить конец мятежу.