Членам не воспрещалось самим обращать внимание местных начальств на замечаемые ими злоупотребления, хотя вообще до сведения правительства оные долженствовали доходить чрез правление Союза. Вероятно, что, для сего в особенности, некоторые (в том числе Михайло Муравьев) предлагали испросить согласия покойного императора на учреждение их общества; но сие предположение не принято прочими членами. Образование оного было следующее: старейшие члены, основатели общества или первоначально вступившие в оное, составляли так называемый Коренной союз; из него избирался Совет коренного союза, то есть: блюститель и пять заседателей, из коих один прочими под руководством блюстителя был назначаем в председатели и тогда именовался главою союза: каждые четыре месяца выходили из Совета два заседателя и на места их поступали другие. Блюститель сменялся в конце года.
<...>
По словам полковника Пестеля и других, как выше было означено, с самого учреждения первого общества (Сынов отечества или Союза спасения) обнаруживались в основателях мысли конституционные, но весьма неопределительные и более склонные к монархическим установлениям. Первую о правлении республиканском подал Новиков своим проектом Конституции, а в начале 1820 года, как показывает полковник Пестель, было в Санктпетербурге собрание Коренной думы (или Управы), которая по Уставу имела в Союзе власть законодательную. В сем собрании Пестель по вызову члена, исправлявшего должность блюстителя, исчислял выгоды и невыгоды правлений монархического и республиканского и после многих рассуждений собирали голоса; все, утверждает Пестель, объявили, что предпочитают республиканское правление: (между прочими Николай Тургенев следующими словами: «un President sans phrase» (Объявляю без фраз, что хочу президента), кроме одного полковника Глинки, который говорил в пользу монархического и предлагал вручить скипетр императрице Елизавете Алексеевне. Сие заключение Коренной управы, по уверению Пестеля, определено было сообщить всем другим,. и он сообщил его Тульчинской; с тех пор, прибавляет он, республиканские мысли стали брать верх над монархическими, хотя члены еще говорили, что если император Александр сам дарует России хорошие, по их мнению, законы, то они будут его верными приверженниками и сберегателями.
<...>
Между тем присоединение новых членов к Союзу благоденствия продолжалось: многие могли быть прельщены рассеянными в Уставе, впрочем, весьма обыкновенными филантропическими и патриотическими мыслями; других завлекали побуждения дружбы, доверенность к некоторым людям или влияние моды, ибо есть мода и на мнения, а сим пользовались деятельнейшие в обществе, возбуждая в слабых боязнь сделаться смешными или суетное любопытство, а иных, буде верить некоторым показаниям, даже виды личной корысти. Но также многие начинали чувствовать свое заблуждение и один из первых — полковник Александр Муравьев. «Луч горней благодати,— говорит он,— коснулся моей души омраченной, я вдруг увидел бездну, над которою стоял с несчастными сообщниками, и долго, в слезах раскаяния молил небо простить мне их и мои преступления. Бог услышал грешника; он в течение шести лет испытывал меня тяжкими крестами, смертью детей, страданием жены, расстройством имущества, наконец, и праведным гневом государя и карою закона».
<...>
Но на юге полковник Павел Пестель, будучи тогда адъютантом графа Витгенштейна и живучи в Тульчине, главной квартире 2-й армии, старался всеми средствами распространять свои мнения. Он внушал молодым сослуживцам своим, что воля самого монарха (в бозе почивающего императора Александра), до времени только сокрываемая, есть питать идеи сего рода в юношестве и войсках, что, стремясь к изменению настоящего порядка, они будут содействовать ему, что в Петербурге все умы в движении, что уже составилось многочисленное и почтенное по достоинствам своих членов сообщество, которое все готовит к великой перемене. Он принял многих в Союз благоденствия, показывая ново-вступающим первую часть Устава, но сам часто уклонялся от определенных в оном правил.