<...>
Между тем и в обществе Петербургском явилась большая против прежнего и беспокойная деятельность, особливо со времени вступления Рылеева в Думу на место князя Сергея Трубецкого. Он и принятый им и в апреле 1825 года причисленный в Верховному кругу Александр Бестужев, тесно с ним связанный приязнью, единомыслием, сходством вкусов и занятий, ревностнее всех старались распространять свои правила и умножать число сообщников, хотя Бестужев и утверждает, что с первого заседания его в кругу убежденных он уверился в ничтожности сил их общества, что с тех пор до 27 ноября он видел в нем одну игрушку, даже искал средств удалиться, только не нарушая данного обещания и не ссорясь с товарищами, что для сего думал нынешнюю зимою жениться в Москве и ехать на несколько лет за границу. Им и Рылеевым, прямо и чрез других, приняты многие новые члены, в том числе вступили в общество в разные времена некоторые из преступных участников в беспорядках 14 минувшего декабря: Николай, Михайло, Петр Бестужевы, Сутгоф, Панов, Кожевников, князь Одоевский, князь Щепин-Ростовский, Вильгельм Кюхельбекер, Торсон и Арбузов, служивший в Гвардейском морском экипаже. Чрез него Рылеев действовал на круг молодых офицеров сего экипажа, кои не были членами ни Северного, ни Южного тайного общества и не составляли особенного, а только любили собираться, чтобы в нескромных разговорах охуждать правительство, хвалить конституцию Американских штатов, мечтать о введении нового республиканского порядка в России.
<...>
Около сего же времени, то есть в течение 1825 года, члены Северной думы познакомились с приехавшим из Грузии капитаном Якубовичем. Александр Бестужев открыл ему о существовании тайного общества и предложил вступить в оное, на что он не совсем согласился, говоря: «Не хочу принадлежать ни к какому обществу, чтобы не плясать по чужой дудке: сделаю свое; вы пользуйтесь этим, как хотите; я же или постараюсь увлечь за собой войска, или при неудаче застрелюсь: мне жизнь наскучила». Под словами «сделаю свое» Якубович разумел намерение убить императора Александра, уверяя, что он на сие давно решился из личной, восемь лет питаемой им мести: причиною столь неимоверной злобы было то, что Якубович в 1817 году за участвование в одном несчастном поединке выписан из гвардии в Кавказский корпус.