Глава 12. Успокоитель отечества
«Успокоителю отечества Николаю Первому»
Надпись на триумфальных вратах.
По завершению процесса над декабристами двор готовился выехать из Петербурга в Москву на коронацию императора и императрицы. Туда же уже направилась часть гвардии, дипломатический корпус, чрезвычайные посланники и большая часть знати.
Императором Николаем, по этому поводу, был издан Высочайший Манифест о Священном Миропомазании и Короновании Его Императорского Величества, имеющих совершиться в Июне месяце 1826 года:
«БОЖИЕЮ МИЛОСТІЮ МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ,ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляем всем НАШИМ вернымъ подданным.
Со возшествием на Престол НАШ Прародительский, возприяв бремя, отъ Бога на НАС возложенное, и во всемощной Его силе и милосердии ища помощи и укрепления, положили МЫ, по примеру благочестивых ГОСУДАРЕЙ, Предков НАШИХ, принять Священное Миропомазание и возложить на СЕБЯ Корону, приобщив сему Священному действию и Вселюбезнейшую НАШУ Супругу ГОСУДАРЫНЮ ИМЕРАТРИЦУ АЛЕКСАНДРУ ФЕОДОРОВНУ.
Предвозвещая о сем происшествии, имеющем с помощию Божиею совершиться в Престольном НАШЕМ граде Москве сего 1826 года в Июне месяце, МЫ призываем верных НАШИХ подданных соединить с НАМИ молитвы их ко Всевышнему, да благодать Его Святая, с Священным сим елеем излиется на НАС и на Царство НАШЕ, да будетъ сие таинственное действие знамением и залогом благости Его к НАМ и печатию любви, соединяющей НАС с верными НАШИМИ подданными, коих счастие признаем МЫ единою целию НАШИХ мыслей, исполнением желаний, наградою трудов, верховною НАШЕЮ обязанностию пред Царем Царствующих.
Дан в Санктпетербурге Апреля 21-го дня, в лето от Рождества Христова тысяча восемь сот двадцать шестое, Царствования же НАШЕГО в первое.
На подлинном подписано собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою тако:
«НИКОЛАЙ.»
16-го июля 1826 года император Николай выехал из Петербурга в Москву для участия в коронационных торжествах.
«Волнения и опасности, которые сопровождали восхождение на трон, были забыты, и все приготовились к праздникам и удовольствиям. Император, его царственная супруга и вся императорская семья, прибыв к древней столице империи, по обычаю остановились вне города в Петровском дворце. Их ожидала толпа народа. Подступы к дворцу были украшены лагерем 4 корпуса и корпуса гренадер, которые оживляли эти окрестности Москвы. В городе и вблизи него расположились прибывшие из Петербурга эскадроны и батальоны гвардии.
На третий день во главе всего кортежа и приветствуемый войсками, выстроенными по пути его проезда, император верхом въехал в Москву. За ним следовали императрица-мать, царствующая императрица и наследник, который единственный ехал в карете своей матери. Вокруг кортежа и вслед за ним двигались двор и императорская прислуга. Огромные толпы народа заполнили улицы и подступы к городу. У городской черты своего нового государя встретили генерал-губернатор и городские власти, жители города по обычаю преподнесли ему хлеб и соль. В тот момент, когда государь вошел в городские ворота, послышались громогласные крики «Ура!» Яркое солнце освещало этот величественный въезд. В городе толпа стала еще гуще, у всех окон и на всех крышах толпились люди, которые с радостью повторяли крики приветствия молодому и красивому монарху. У Иверских ворот император спешился, императрицы и наследник вышли из кареты, и приветственные восклицания были прерваны самым глубоким молитвенным сосредоточением. Императорская фамилия преклонила колени перед иконой Богоматери, и весь народ, созерцавший эту молитву, казалось, принимал в ней участие», — писал в своих записках Бенкендорф.
«Слабость, ощущаемая императрицей Александрой Федоровной, по приезде в Москву заставила отнести коронование к концу поста; для укрепления ее здоровья государь с семьей поселился в Нескучном, на даче графини А.А. Орловой-Чесменской. К приезду Двора в Москву собраны были на Ходынском поле сводные войска гвардейского и гренадерского корпусов: государь производил частые смотры и ученья, на которых присутствовали иностранные гости. «Мармон, — сообщал император Николай цесаревичу, сравнивает эти войска с состоянием французских войск в Булонском лагере. На смотру мой маленький молодец ехал рысью и галопом на правом фланге дивизиона своего полка, все как следует, к великому удовольствию отца и зрителей». Маршал Мармон, вспоминая в своих записках о московском смотре, высказывал удивление по поводу смелости и искусства, обнаруженных во время смотра восьмилетним наследником. Император Николай, смотря на своего сына с выражением самой нежной заботливости, обратился к герцогу с словами: «Вы полагаете, что я испытываю волнение и беспокойство, видя этого столь дорогого мне ребенка среди подобной сутолоки; но я предпочитаю покориться этому, чтобы выработать в нем характер и с малолетства приучить его быть чем нибудь, благодаря самому себе» (Император Николай Первый, его жизнь и царствование / [соч.] Н. К. Шильдера. - СПб. : А. С. Суворин, 1903).