Кузьма сидел на лобастом камне, курил, смотря вдаль на синие далекие холмы. Ему было грустно. Тоска охватила сердце Кузьмы: «Эх, Мария Поликарповна… Машенька…»
— А ведь что я скажу, — начал Клинов, подходя к Кузьме, — если так работать, пожалуй, две нормы осилим.
— На то и взялись, чтоб осилить, — по-прежнему глядя вдаль, ответил Кузьма.
— Это, конечно… Но вот что я хочу сказать тебе, Кузьма Иваныч. Я ведь не какой-нибудь, чтоб свои мысли про себя держать, тем паче, если они могут сослужить пользу всем, хоть и тебя коснись, как руководства. — Кузьма внимательно посмотрел на Клинова. — Да, так вот что я думаю. Есть, к примеру, в нашем районе какие-нибудь отстающие колхозы. И эти отстающие колхозы могут ведь не выполнить госпоставки. Значит, за них, по моему понятию, должны будут платить сильные колхозы, потому как план-то по району ведь надо» выполнять. Вот! А середняцкий колхоз в стороне от такого дела. Так? Поэтому, значит, — Клинов раздул ноздри, видя, что Кузьма слушает его еще внимательнее, — нам весь след быть середнячковым колхозом. Спрашивать будут меньше. Правильно я придумал?
— Нет, неправильно! И не ты это придумал, а Щекотов тебе вдолбил, так, что ли?
— Щекотов, конечно, со мной тоже толковал, — не сразу согласился Клинов. — Но надо сказать, и у меня душа скорбит за колхоз.
Кузьма поглядел на него с сожалением и, заметно бледнея, крикнул:
— Щекотов!
Услыхав голос Кузьмы, Степан Парамонович медленно, вразвалку, подошел, и, чем ближе он подходил, тем замкнутее становилось у него лицо. Он искоса взглянул на Клинова, потом на председателя и, не дойдя нескольких шагов, остановился, заложив руки за спину.
Кузьма, сдерживая себя, негромко спросил:
— Помнится, как-то вы рассказывали мне, что у вас сын сгорел в танке под Орлом…
Щекотов утвердительно кивнул и подошел ближе.
— Так чего ж ты позоришь его? — крикнул вдруг Кузьма. — Что ж ты говоришь людям? Куда их тянешь? Про какой середнячковый колхоз говорил Клинову? Как тебе не стыдно, Степан Парамонович! Отец героя-танкиста…
— Ты моего сына не трогай, — подняв руку и растопырив все пальцы, придушенно сказал Степан Парамонович. — Об чем тут у вас разговор, я не ведаю и не желаю знать. А что этот брехун наболтал, это меня не касается.
— Не виляй, Щекотов! Я знаю Клинова — плох он, ленив, но еще ни разу не заводил таких разговоров. Твоя это работа.
Кузьма вскочил с камня.
— Да чего тебе от меня надо! — замахал руками Степан Парамонович. — Не знает, к чему прицепиться, чем допечь меня! Дисциплину держим, норму даем, так нет — все ему мало. Житья не стало, только и знает, что допекать! Да тьфу на тебя совсем, и с жизней такой! Огорода лишить захотел, не вышло, так теперь к другому прицепился! Нет больше моей мочи, извел ты меня вконец. Понятно, нет? И не желаю я работать при таком руководстве! — Он плюнул, махнул рукой и зло взглянул на Кузьму.
Через минуту он вместе с Елизаветой уходил с поля. За ними понуро брели на поводу коровы.
— Щекотов! — крикнул Кузьма.
Степан Парамонович не обернулся.
— Осерчал, — растерянно сказал Павел.
— Щекотов! — крикнул еще громче Кузьма. — Оставь коров! — И добавил тише, поворачиваясь к Павлу: — Теперь нам придется вдвое нажать.
— Ого! — невольно воскликнул Павел и зычно заорал: — Эй, Степан! Чего ж уходишь… за тебя, что ль, пахать будем?
По рыхлой земле, заложив за спину глянцевитые крылья, важно ходили грачи. Высоко в небе виднелась тонкая луна, пятна на ней были совсем синие, и казалось, это просвечивает само небо. Против луны светило солнце. Жаворонки журчали в вышине, как ручьи.
…Какую борозду наезжал Кузьма — сотую, тысячную? Шаг за шагом по солнцу и против солнца, круг за кругом, не останавливаясь, не оглядываясь… Только вперед! Вот так же — только вперед! — с боями, наперекор всему, по вязким осенним дорогам, в слепую пургу, коченея на морозе, вот так же шел Кузьма на войне.
— Эй, Кузьма Иваныч!
Это Клинов напоминал об отдыхе. Он тут же и сел, где остановились, отдыхать. А Кузьма задал коровам корм и пошел на соседние участки.
Второе поле, за перелеском, было уже все вспахано. По дороге он встретил Настю с Груней, — они шли на комсомольский участок. К их приходу Полинка вместе с Костей Клиновым должны были забороновать землю. По агротехническому плану наступила пора посадки картофеля.
— Семена завезли?
— Там уже… и зола там. Ой, Кузьма Иваныч, и смеху же было с этой золой, — засмеялась Настя. — Костька все собирал ее в бочку, ну, а матка думала, что это он собирает им на огород. Вот она и вцепилась в бочку. Не отдает, и все. Моя, говорит, зола. А там не только ее зола, а со многих дворов. Еле-еле взяли.