— Что не успеете засадить, обратно везите. Семена на поле не оставляйте.
— Да уж знаем, Кузьма Иваныч. — Груня поправила толстые косы и игриво взглянула на Кузьму. — Что это вы такой нынче серьезный? Даже ни разу не улыбнулись.
— А тебе бы все только улыбаться?
— А чего мне улыбаться?
— Николай сколько раз забегал?
— Ой, тоже и скажете уж… Пойдем, Настя.
— Когда свадьба-то будет? — не унимался Кузьма.
— А ну вас! С вами нельзя и пошутить, какие вопросы задаете… — И, вспыхнув, толкнула Настю в бок: — Пошли!
На третьем поле работала Дуняша в паре с Лапушкиной. Увидав Кузьму, она торопливо оправила платок, убрала выбившиеся волосы, отерла рукой пересохшие губы. Дуняша работала много, не жалея себя. Ей хотелось, чтобы Кузьма заметил это, а если заметит, так и похвалит, а там — кто знает… Ведь коса на березе все-таки распустилась! И стоило Дуняше увидеть Кузьму, — сердце у нее замирало, она бросала все, что делала, не отрываясь смотрела на него. Кузьма замечал это и уже не раз ругал себя за тот вечер, когда ему вздумалось танцевать с нею.
— Подвигается дело? — бодро спросил он.
— Сам двигаешься, так и дело двигается, — ответила Лапушкина, не глядя на Кузьму.
— Завтра закончите?
— А там видно будет, как работа пойдет.
«Чего это она, какая злая, — подумал Кузьма. — Устала, наверно…»
— Закончим, закончим, Кузьма Иваныч, — преданно глядя ему в глаза, ответила Дуняша. — Мы ведь тоже решили две нормы дать… — Все ее лицо светилось радостью.
Кузьма торопливо отошел.
На комсомольском участке было шумно. Кузьма никогда бы не подумал, что пять человек могут так шуметь. Он прошел низом вдоль озера, скрытый кустами, и остановился вблизи от Насти.
— Я кому говорю? Если не будешь мерять лучинкой, лучше уходи с поля! — горячо говорила Настя.
— Подумаешь, какая начальница нашлась, — закричала на нее Груня, — дома не услышишь, а тут волю взяла!
— Не волю взяла, а не дам портить! — замахала на нее руками Настя.
— С твоей лучинкой мы до зимы не управимся, — подскочила к сестрам Полинка.
— И то верно, — вмешался Вася Егоров, — не дело ты, Настя, выдумала.
— Не дело? А какими глазами будем смотреть, когда появятся всходы? Где пусто, где густо, где нет ничего? Александра Васильевна что нам говорила: «на тридцать пять», — значит так и делать надо. И нечего стоять, давайте работать! Иди, Полинка, наезжай борозды, а ты. Костя, не стой, неси золу. Что вы на самом деле не слушаетесь, — если так будете, я Кузьме Иванычу скажу!
— А скажи! Вот тебе Кузьма Иваныч-то и ответит: не дело мерять лучинкой, подумаешь, какая точность, скажет! — закричала Груня.
— А зачем же ты это за меня говоришь? — выходя из кустов, сказал Кузьма.
Все ахнули и рассыпались по полю. Осталась одна Настя.
— Что тут у тебя происходит? — спросил он, всматриваясь в ее сердитые глаза.
— Да так… ничего, Кузьма Иваныч, — смущенно ответила Настя.
— Воюешь?
— Нет, — затрясла головой звеньевая, — просто мы посовещались.
— Я слышал ваше совещание. Передай всем членам своего звена, что я поддерживаю твое предложение, — и окинул взглядом участок.
Полинка шла за плугом, следом за ней двигался Костя Клинов. Он подсыпал в борозды золу, а за ним быстро перебегала Груня, опуская клубни картофеля в землю; в ее руках мелькала лучинка. Вася Егоров подносил картофель.
«Дружно работают», — про себя отметил Кузьма и зашагал на свое поле. «А Щекотов-то ушел!» — внезапно сверкнула мысль, и на сердце стало тягостно.
Луна становилась все ярче, повеяло прохладой, над головой появились, как дымок, серые стайки комаров.
Клинов спал, подложив под голову шапку, лицо у него было сердитое. «Тпру! тпру!» — раздавалось при каждом вздохе, словно он сдерживал лошадь. Кузьма разбудил его. Павел с трудом открыл свои маленькие черные глаза и, охая, поднялся.
И опять борозда ложилась к борозде, круг шел за кругом. Уже легли синие тени, солнце давно погасло, проехали с полей пахари, угомонились жаворонки. А они все пахали, пахали, пахали… Только поздно ночью соединился их участок с участком Щекотова. Кузьма окинул взглядом пашню. Голубая земля, как море, лежала вокруг него.
— Посмотри, Павел Софронович, какая красота, — сказал Кузьма.
Клинов посмотрел и удивленно покачал головой: