У нее навернулись на глаза слезы. Понемногу шум и смех за спиной затихли. Люди уходили в школу. А Марфа все стояла, будучи не в силах отойти от газеты.
— Ну, чего уставилась? Стоит и стоит, ровно невидаль какую увидала, — глухо проговорил Павел, подходя к ней.
— Уйди, — тихо сказала Марфа.
— Эка дура… ну, и пускай смеются…
Марфа обернулась.
— Пускай? Нет, не пускай! — И, оттолкнув Павла, вдруг выкрикнула: — Других хвалят, другим почет, а мы, как были, так и есть, самые последние… Ох, глаза бы мои не видели тебя! Уйди! Уйди, за ради бога…
Павел не стал перечить, аккуратно оправил рубаху и нравоучительно заметил:
— А на собранье не след опаздывать.
— …Тут надо понять — говорил Кузьма, окидывая взглядом людей, — что Щекотов не просто уехал, повздорив со мной. Тут другое. Если вспомнить, как он выступал на собрании зимой против того, чтобы дать плуги в колхоз Помозовой, вспомнить, как он был против встречного обязательства, то станет ясно, чем дышит Щекотов…
Кузьма говорил горячо, глубоко убежденный в правоте своих слов. И даже то, что рядом сидел Емельянов, не беспокоило, не сбивало с мысли. Он сделал все, чтобы Щекотов остался, и не его вина, если тот все же уехал.
Собрание шло уже больше часа. Председательствовал Иван Сидоров. Он сидел по левую руку от Емельянова и то и дело поправлял галстук, строго поглядывая на людей. Заметив о чем-то шептавшихся Василису Петровну и свою жену, он постучал по столу увесистым ключом от электростанции.
— Гражданки Сидорова и Субботкина, уважайте докладчика! — и самодовольно улыбнулся, заметив, как они послушно уставились на него. Потом поискал взглядом, кого бы еще привлечь к порядку, но больше никого не нашел.
— …Для честного колхозника, — говорил Кузьма, — прежде всего важен колхоз, а уж потом свои личные интересы. Не могут нас сделать богатыми полгектара земли, если на колхозных полях не будет богатого урожая!
— Это правильно! — веско заявил Иван Сидоров. — Об этом не раз у нас был разговор…
— А ты не встревай! — зашикали на него из рядов.
— Тише! — стукнул ключом кузнец и поправил галстук. — Запиши мою реплику в протокол, — сказал он, наклоняясь к Насте.
— Зачем это? — скосив на него глаз, не переставая записывать, спросила она.
— Твое дело записывать, не спрашивать! Кто председатель?
— …Необходимо помнить основное — надо сделать колхоз богатым. По пятилетнему плану развития нашего хозяйства мы должны создать овцеферму на сто голов, свинарник, птицеферму. Должны развести сад в десять гектаров. Пасеку. Я уж не говорю о таких крупных делах, как скотный двор, который увеличим до пятидесяти голов рогатого скота, конюшню на двадцать лошадей. Откуда мы эти деньги возьмем, как не с колхозных полей? Если бы это беспокоило Щекотова, он бы не покинул колхоз. Отсюда ясно — он думал только о самом себе. Вот вся его и цена…
Он всмотрелся в задние ряды. Заметив, как, соглашаясь с ним, кивает головой Дуняша, как внимательно слушает Алексей Егоров, чуть повернув к нему ухо, как, светло улыбаясь, смотрит мать, и, чувствуя, что люди еще не утомились, продолжал дальше:
— В этом году мы должны создать здесь из разрозненных, вразброд поставленных домов свою социалистическую деревню. Перевезем дома, поставим их по обе стороны дороги. Против каждого дома разобьем цветник, посадим березы…
— Как в Ярославской, — донеслось из зала. Судя по голосу, это сказала Пелагея Семеновна.
Иван Сидоров нахмурился.
— Кто там нарушает?
— Да что это, прости господи, и слова нельзя сказать, — возмутилась Василиса Петровна и сложила на груди руки. — Вот уж выбрали на свою голову председателя…
Раздался смех. Иван Сидоров поднял ключ.
— Правильно, товарищи. Надо сделать такой же свою деревню, как и на родине, даже лучше, — сказал Емельянов.
— Внеси реплику, — наклонился Сидоров к Насте.
— …Посередине деревни будет изба-читальня. Во всех домах загорится электрический свет, — говорил Кузьма. — В этом году еще будем освещаться нашим движком, а потом получим ток от электростанции. К ее закладке уже приступили. Хотя электростанция предназначена для снабжения районного центра, но, я думаю, и нам уделит немного своей силы? — Он посмотрел на секретаря райкома.
— Не только вам, но и окрестным двенадцати колхозам, — сказал Емельянов.