Выбрать главу

За окном послышался сухой шорох. Над крышей глухо прокатился гром. Хлопнула рама.

— Прошу закрыть окна! — попросил Сидоров. — Кто следующий выступать будет?

Собрание продолжалось еще долго. Павел Клинов беспокойно ерзал на месте. Он боялся, как бы и в самом деле не исключили его из колхоза. Но никто больше не вспоминал про него, и Павел успокоился. В заключение выступил Иван Сидоров.

— У меня к вам обращенье, товарищ секретарь райкома партии, товарищ Емельянов. У нас хоть избы-читальни нет, но это не причина, чтоб к нам редко наезжали докладчики. Смех сказать, за все время были двое, да и те, ровно наскипидаренные, побыли по часу и были таковы. А это, если вдуматься, тоже имеет прямое отношение к Щекотову. Прошу учесть! — и, нагнувшись к Насте, проверил, записала ли она в протокол его выступление.

— Разрешите, товарищи, несколько слов сказать мне, — выходя из-за стола, попросил Емельянов и взглянул на Кузьму. — Очень правильную мысль ты высказал, Кузьма Иваныч. Ведь на самом деле, допустим, что в районе есть ряд передовых колхозов. Но вот прошел год, и один из них оказался позади, в отстающих. В чем же дело? — Емельянов подошел вплотную к первому ряду. — Поинтересуемся, почему он до этого был передовым? После войны каждому из нас хочется поскорее наладить жизнь. И вот люди стараются, зарабатывают в год по пятьсот трудодней, и колхоз выходит в передовые…

За окном на мгновение все осветилось, и стали видны далекие белые поля, белый лес и черное небо. Емельянов переждал, пока люди успокоятся, и продолжал дальше:

— Прошел год. Люди поправили свои дела, и вот уже им кажется, что незачем так упорно работать, как до этого. И так, дескать, хватает на жизнь. И они вырабатывают на круг по четыреста трудодней. Это не плохо, но по способностям людей этого мало. И колхоз начинает отставать. Ни для кого не секрет, товарищи, что такой колхоз нам не нужен, он похож на вашего Клинова!

Раздался хохот. Все повернули головы назад, отыскивая глазами Павла Клинова. Он сидел в самом последнем ряду, красный, напыжившийся. Наконец все стихли, только слышался еще тонкий смех Поликарпа Евстигнеевича.

— Но этого с колхозом не случится, если все будут работать в полную силу, короче говоря, если каждый глубоко поймет государственное значение своего труда. И правильно, когда говорили здесь, что в передовом колхозе все работники должны быть передовыми по своим идейным взглядам.

8

Все собрание Марфа Клинова просидела в углу, словно ушибленная. И как только Иван Сидоров объявил, что собрание кончено, сразу же ушла домой. Немного позднее пришел Павел. Стряхивая с шапки воду, глухо пробубнил что-то насчет Хромова и покосился на жену.

— Видала, прыщ какой! На что зарится… — И, не дождавшись ответа, недовольным тоном сказал: — Поужинать бы надо…

Марфа молча налила ему миску щей, поставила тарелку с хлебом, вытерла ложку и отошла к печке.

— А ты чего ж? — расставляя на столе локти, спросил Павел. — Чего насупилась-то?

— Не хочу…

— Не хо-чу… — передразнил он Марфу. — Подожди осени. Огород свое покажет.

В избу вошел Костя. Снял намокший пиджак и как-то особенно задорно спросил Марфу:

— Читала?

— Читала, — вздохнув, ответила мать.

— Здорово он расписал!

Павел Клинов поднял от тарелки голову.

— Ты, Константин, не зловредничай. Еще не знамо можно аль нет смеяться надо мной.

— А я про тебя и не говорю, — поворачиваясь к отцу, отрывисто сказал Костя. — Хватит того, что люди весь вечер над тобою смеялись. — И, повернувшись к матери, снова спросил: — Чего ж такая нерадостная?

Марфа непонимающе уставилась на сына:

— Ты про что говоришь-то?

— Про заметку. Ты что, не читала, что ли? На третьей колонке?

Марфа медленно повела головой.

— Ну вот, а еще стояла у газеты. Прочитай, хорошо Кузьма Иваныч пишет.

— Да про кого?

— Про тебя!

Гроза прошла. Слышно было, как по жёлобу беззлобно, иссякая бежит вода.

— А еще стояла, смотрела, — как бы обижаясь, говорил Костя. — Не будь этой заметки, так хоть беги без оглядки от стыда. Правильно сказал Хромов: дождешься, что выгонят тебя из колхоза.

— Но-но!.. Я тебе выгоню, дурней себя ищешь? — Павел бросил ложку и, грузно шагая, прошел в горницу.