Бабушке вызвали скорую, так сильно она испугалась, не найдя меня утром в постели. Всё утро меня искали по деревне, а когда дедушка увидел меня издали на берегу, то решил, что развод родителей довёл меня до мыслей о смерти. Я не понимала этого. Вообще не понимала, как они могли подумать такое. Но плакала. Долго плакала взахлёб и извинялась. Конечно, меня простили, но на реку ещё долго не пускали.
Мальчика я тем летом больше не увидела. Но мысль о его густых рыжих волосах не покидала меня до самого отъезда и потом в школе. Я всё думала, что хотела бы тоже иметь рыжие волосы. И ни за что не обрезала бы их, даже если бы меня из-за них дразнили в школе.
***
В восьмом классе все девочки моего возраста уже встречались с парнями, ходили с ними за руки и даже целовались, когда их никто не мог увидеть. В конце весны мальчик из параллельного класса предложил мне встречаться. Я согласилась, хотя он не очень мне нравился, но любопытство взяло верх. Мы две недели держались за руки и виделись на каждой перемене, а после школы он провожал меня домой и иногда оставался в гостях до вечера - мама приходила с работы поздно. На время каникул мы договорились созваниваться хотя бы раз в несколько дней.
Пока ехала в поезде, я всё думала, что встреться мы с тем рыжим мальчиком лицом к лицу, я бы рассказала ему о своём парне. И даже о своём первом поцелуе рассказала бы. Не для того, чтобы он завидовал или ревновал, а потому что мне казалось, что он мог стать моим другом, с которым можно всем поделиться. Но рассказать о рыжем мальчике мне было некому…
Десятого июня дедушка взял меня на луг. Бабушка ещё с прошлого лета перестала ходить туда, говорила, что ноги уже не те. А я была уверена, что всё из-за той моей выходки с ночным исчезновением. Так говорила и мама, когда узнала об этом.
На том берегу была совсем другая машина и совсем другой мужчина, но всё тот же мальчик. Не было той длинной удочки и верёвки, вместо неё в руках у каждого были обычные спиннинги, как у моего папы. Мальчик распутывал леску, сидя на краю мостков, когда я подошла к своему любимому и единственному дереву этого берега. Я некоторое время ждала, пока он заметит меня, не сомневаясь, что он заметит. Поправляла шляпку, одёргивала платье. Наконец он поднял голову и посмотрел точно на меня. Да, он ждал, пока приду. От этой мысли моё лицо озарила неудержимая улыбка. И его лицо тоже. Он тут же поднялся на ноги и помахал мне рукой, как старой знакомой, как хорошей подруге. Мужчина тоже посмотрел на меня и вежливо махнул одной только кистью. Я решила, что это, наверное, дядя мальчика. Или… Вдруг меня поразила мысль, что его родители тоже развелись и этот мужчина – его отчим. От этого улыбка мгновенно померкла, но я изо всех сил постаралась не выдать своего огорчения, размахивая в ответ своей шляпкой с потрёпанной жёлтой лентой.
Мы ещё некоторое время смотрели друг на друга, пока мне не пришлось снова сесть с книгой в руках, а ему вернуться к распутыванию лески от безвыходности. Река шумела, её поток был как всегда непрерывен. Нельзя было просто остановить его и перейти на тот берег, чтобы сказать «Привет», пожать руку или, краснея, попросить прикоснуться к густым рыжим волосами, чтобы понять наконец, похожи ли они на медную проволоку. Я вспомнила нашу прошлогоднюю встречу, пригляделась – из-под кепки не торчали примятые кудри. Захотелось узнать, зачем же он расстался со своей густой шевелюрой. В задумчивости взгляд мой блуждал по одежде мальчика – пёстрая футболка висела на его плечах, пояс стягивал забродные штаны на тонкой талии. Руки худые и бледные, как и лицо. Если бы мы могли поговорить, я бы спросила, почему он так похудел. Может, действительно из-за развода родителей? Может ли быть такое, что не всё на том берегу так беззаботно и мирно, как кажется? Я огляделась в десятый раз, ища глазами что-то, что могло бы служить мостом, прекрасно зная, что ничего подобного поблизости нет. Я ведь спрашивала у дедушки ещё несколько лет назад – моста на тот берег не было до самого шоссе, до которого нужно было идти пешком минут двадцать вдоль берега. Конечно, меня бы не отпустили так далеко, а идти со мной было некому.