Вот оно, его счастье. Его взгляд охватывает ее всю, а не тонет в ее глазах, он словно обнимает ее, берет за плечи. Не исчезает, как в бездонном озере, а держит это озеро в руках.
Евгений не опускает глаз. Раньше он смотрел на нее, как на солнце, — сбоку и ни разу не взглянул в упор.
Он смотрит на нее и ждет. Этому он научился в Брезовице. Руки его свободны, плечам легко.
Ясно. Нечего больше проверять. Он владеет собой. Он может быть вполне доволен.
Теперь можно и идти.
— Пойдем, — говорит Магда. — Пошли в комнату.
Он делает несколько шагов и открывает одну из дверей.
— А ты не забыл дорогу. — И она испытующе смотрит на него.
— Не забыл, — отвечает Евгений.
Входят в комнату. Она все та же. На письменном столе старая лампа со знакомым зеленым абажуром и развернутый чертеж.
Магда садится напротив. Она, как всегда, совершенно спокойна, невозмутима. Не спеша опускается в кресло, вытягивает ноги, юбка облегает ее фигуру. Взгляд у нее отсутствующий, он неуловим. Ему всегда хотелось поймать ее взгляд и долго смотреть в ее глаза, очень долго, пока ей не станет ясно, что все разгадано и скрывать больше нечего.
— Наверно, тебе есть что рассказать, — говорит она.
Она так хороша, что Евгений вздыхает.
— Или, может быть, тебе надоело рассказывать? — продолжает она низким голосом, каждый звук которого Евгений ощущает всем своим существом.
Он смотрит на нее. Рядом с ней он чувствует себя так, как будто очутился на какой-то вершине. В ее глаза можно смотреть часами, такие бескрайние просторы открываются в них, а тело ее источает уют: рядом с ней спокойно, тепло, как в те осенние часы, когда кипит чайник, ветер шумит в ветвях, а вокруг дорогие тебе люди.
— О тебе вздыхаю… — говорит Евгений, наклоняясь к Магде. — Ты очень хороша.
Она не отвечает. Лишь отодвигается в глубь кресла, и свет низкой лампы золотит ее волосы.
Евгений больше ничего не говорит. Не нужно эти слова заслонять другими.
Магда не знает, куда девать руки, она складывает их на коленях, но тут же опускает на ручки кресла.
Евгений продолжает хранить молчание.
— Я приготовлю тебе какао, — снова раздается ее низкий голос. Лицо Магды в тени, и Евгений не видит движения ее губ. Только слышит голос. — Ты ведь любишь послаще?
Она встает.
— Нет, — отвечает Евгений. — Садись, дай я сначала посмотрю на тебя.
Она стоит. Рядом с креслом. Засовывает руки в карманы и оборачивается к Евгению.
Он не делает ни малейшего движения. Он не намерен отступать.
— Хорошо… я сяду… — соглашается она. Опять принимает прежнюю позу и ждет. Ждет, что он скажет. Чего пожелает еще.
— Ты замужем? — спрашивает он.
Она улыбается, и эта улыбка словно отбрасывает ее волосы назад.
— Нет, я не замужем.
— Не замужем сейчас… А вообще… была замужем?
— И развелась? Ты об этом спрашиваешь?
— Об этом.
Она смотрит на Евгения. Удивленная и повеселевшая. Ей нравятся эти настойчивые вопросы. Это в ее вкусе. Она удобнее устраивается в кресле, и ручки его как будто крепко обнимают ее.
— Ты допрашиваешь, как генерал… — говорит она, и, видимо, ей доставляет удовольствие быть новобранцем, потому что она откидывается в кресле и ждет дальнейших вопросов.
— Но ты мне не ответила.
— А… да… Я не была замужем и не разводилась. Ты доволен?
— Доволен.
— Очень?
— Очень.
— Почему?
— Потому что развод неприятная процедура, — смеется он.
— О! — Магда не ожидала подобного ответа. — Ты изменился.
— Годы меняют, — соглашается он.
— Нет… не только годы… Заметно, что ты спустился с гор… Я даже удивляюсь, что ты не в сапогах и не с топором.
— Прекрасно, — говорит Евгений. — Я предлагаю вот что: ты, коренная горожанка, научишь меня, как должен себя держать воспитанный человек.
— А если дело не в воспитании?
Евгений прислоняется к спинке кресла. Ничего не говорит. Вокруг полумрак… Тепло. Свет от лампы не доходит до них. Они за ним, там, где темно.
— Знаешь, — медленно произносит он, — ты уже второй раз говоришь мне эту фразу: «А если дело не в воспитании?» — Он останавливается, задумавшись, затем продолжает: — В первый раз это было больше трех лет назад. Мы шли по тротуару… надо было перейти на другую сторону… Тогда ты мне сказала: «Почему ты все время смотришь на меня?» Я стал говорить о воспитании, а ты ответила: «А если дело не в воспитании?» Потом сказала, что я не могу быть один, что кто-то должен меня обязательно поддерживать. Ты помнишь, Магда?