— А разве не так? — В голосе Тарасова прозвучала надежда. Но напрасно.
— Простите. Ужасно глупо получилось… — вздохнула Наташа, исподволь как бы подтверждая, что Алексей для нее — действительно экспонат, не более.
— Вовсе не глупо. Правильно… — вздохнул и Тарасов. — Поставили на место. Я не обижаюсь.
— Перестаньте, прошу вас! — Чувство справедливости не позволяло Наташе так опускать человека морально.
— Тогда мир? — спросил Алексей радостно. — Наши отношения продолжаются?
— С условием, — сказала девушка, поколебавшись.
— Каким?
Наташа немного помолчала, раздумывая.
— Вы придете ко мне на кухню! — решилась она наконец.
В квартире Нинки трое по-прежнему сидели за обеденным столом. Теперь пел Шуфутинский.
Вдруг загудел лифт. Никольский и Котов вытащили пистолеты. Лифт остановился на их этаже. Они кинулись к двери квартиры и замерли. Заскрипели створки лифта, на площадке раздались шаги. Секунда, другая, третья… И послышался звонок в соседнюю квартиру.
— Генка Егоров со смены вернулся, — от стола объяснила Нинка.
Никольский и Котов возвратились на исходные позиции.
— И долго вы у меня сидеть будете? — как бы между прочим поинтересовалась хозяйка.
— Пока постоялец не придет, — ответил Никольский.
— А если он три дня не придет?
— Три дня сидеть будем! — твердо заверил Котов.
— А чем мне вас кормить? — совершенно не к месту, но, очевидно, следуя женской логике, озаботилась хозяйка квартиры.
На презентации разносили горячее. Генерал Колесников выбрал котлету по-киевски и орлиным взором зацепил находившихся неподалеку Наташу и Тарасова.
— Кто это там, Дудко? — откусывая от котлеты, спросил он у стоявшего рядом с ним явно подчиненного ему человека.
— Тарасов Алексей Владимирович! — отрапортовал тот.
— Откуда я его лицо знаю?
— Мелькает постоянно, Павел Николаевич.
Тарасов понял, что говорят о нем. Он извинился перед Наташей и подошел к генералу.
— Здравствуйте, Павел Николаевич. Давненько с вами не виделись.
— Давненько.
— Где же это было? Ах, да… На заседании комиссии по борьбе с организованной преступностью! — якобы только что вспомнил Алексей.
— Точно! — обрадовался генерал и с облегчением доел котлету. — Хотя в последнее время я вас там не встречал.
— Надоело заседать впустую, — развел руками Тарасов. — Говори не говори, а проблему эту могут решить лишь высокопрофессиональные кадры.
— Где их найдешь?.. — посетовал генерал.
— Есть, Павел Николаевич, — заверил Алексей. — Я юрфак заканчивал, и мой выпуск почти весь в милицию ушел. Как на подбор — толковые, деловые ребята.
— И куда они подевались? — спросил Колесников без особого интереса.
— К примеру, Гриша Метелин — ваш замминистра, — нанес первый удар Тарасов.
— Григорий Иванович? — почтительно удивился генерал.
— Все хочу в гости к нему заехать, да никак не соберусь… — закрепил успех Алексей. — Или, скажем, только что встретил на улице своего однокашника. Умница, интеллигент. А до сих пор капитан.
— Видел, — насупился генерал. — У Белякова служит. Как его?..
— Никольский. Должен сделать вам комплимент, Павел Николаевич. Редко кто знает так своих людей.
— Не зря хлеб едим. Лежит у меня представление на Никольского, лежит… Все хочу приказ подписать, да никак не соберусь. Ладно, получит он майора.
— Когда? — азартно спросил Алексей.
— Завтра, — генерал зорко глянул на собеседника. — Будете в гостях у Григория Ивановича — поклон от меня.
— Обязательно передам! — просиял Тарасов.
— А вообще, скажу откровенно, кадры — моя головная боль, — посетовал Колесников. — Вы пройдитесь по коридорам на Петровке. Бардак! Понять нельзя: то ли рэкетир допроса ждет, то ли оперативник вроде Никольского отдыхает. Вызовешь такого к себе — на все у него собственное мнение, понимаешь…
— Но разве это плохо? — слегка удивился Алексей.
— А когда генералы любили подчиненных с собственным мнением? — хохотнул Колесников. — По себе помню. Тоже опером был.
Тарасов рассмеялся — надо признать, с максимальной долей искренности.
В Нинкиной квартире Маша Распутина просила, чтобы ее отпустили в Гималаи. Котов встал из-за стола, потянулся, подошел к серванту, взял лежавшую там ярко раскрашенную, сверкавшую глянцем книжку и вслух прочитал название:
— «В объятиях ведьмы».
— Это про нашу Нинку, что ли? — невинно поинтересовался Сергей.
— Чего это вы? — вскинулась задремавшая было Нинка.
— Да ничего. Отдыхай пока, — посоветовал ей Сергей.
Распутина приступила к рассказу о тете Соне в белом «Мерседесе». А тут и лифт подъехал. И железно лязгнули его створки.
Котов правой рукой вытащил пистолет, а левой чуть увеличил звук магнитофона. На площадке кто-то стоял. Видимо, прислушивался. Котов и Никольский прижались к стене по обе стороны входной двери. Щелкнул замок. Дверь сначала раскрылась ненамного, затем распахнулась, и в квартиру шагнул тот самый амбал — в распахнутой кожаной куртке поверх прочего одеяния и с чемоданчиком в руке.
Котов рукоятью пистолета ударил амбала по шее, тот выронил чемоданчик, качнулся, и в то же мгновение Никольский сдернул его распахнутую куртку на локти, блокируя руки. Вдвоем они завернули ему кисти рук назад. Клацнули наручники. Котов прекрасно знал, куда обычно бандиты прячут оружие, сразу вытащил из-за пояса задержанного припрятанный на пояснице «ТТ».
— Долго гуляешь, Разлука! — отдуваясь, сказал Котов. — Быстро в комнату.
Сделав шаг, амбал вдруг взмахнул правой ногой, опираясь на левую. Страшный удар тяжелым башмаком пришелся Никольскому в голову. Сергей свалился на пол. Котов с разворота врезал амбалу в челюсть. Тот икнул и на заднице въехал в столовую.
— Взяли?! — взволнованно выкрикнул возникший в дверях Лепилов с автоматом на изготовку.
— А то! — ответил Котов и спросил у Никольского. — Башка-то цела?
Сергей поднялся с пола.
— Вроде.
Котов вошел в столовую, где Разлука пытался встать, упираясь скованными руками в пол. Муровец немного подождал, пока бандит чуть приподнимется, и ударил его носком ботинка в солнечное сплетение. Разлука, надолго потеряв дыхание, завалился на бок.
— Что ж ты делаешь, мусор поганый! — заблажила проснувшаяся Нинка.
Ей никто не ответил. Трое стояли над Разлукой и ждали, когда он отдышится.
— Оклемался! — решил Никольский и, рывком приподняв амбала, водрузил его на стул.
— Миша, положи автомат и садись писать протокол, — приказал Лепилову Котов.
— А бланки? — удивленно спросил Лепилов.
— Формалист ты, Миша, — укорил Котов, вытянул из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо пачку бланков и протянул ее Лепилову. — Пиши. Год, число, место. Написал? Я, старший оперуполномоченный УМУР майор милиции Котов допросил в качестве подозреваемого Пономарева Виктора Алексеевича… Партийность прочеркни… Проживающего — пиши «без определенного места жительства». Год рождения какой у тебя, Витя? Разлука назвал.
— А место рождения?
— Омск. Дай закурить, начальник.
Никольский вставил ему в рот сигарету, щелкнул зажигалкой.
Бандит губами пристроил сигарету поудобнее, глубоко затянулся и, глядя на сидевшую на диване Нинку, сказал:
— Я на тебя зла не держу, Нинка.
— А теперь давай считать, Витя, — предложил Котов. — Сто восемьдесят восьмая — пятерик за побег. Двести восемнадцатая, за ношение огнестрельного оружия, — еще пятерик. Сто девяносто первая. Сопротивление представителям власти. Годик. Сто сорок шестая. Разбой. До пятнадцати лет. Вот такой букет Абхазии. Теперь думай. Ты вор опытный.
— Что ты от меня хочешь, начальник?
— Я хочу и тебе помочь, и себя от лишних забот избавить.
— Чистосердечное, что ли?
— Ну, явку с повинной я тебе дать не могу, сам понимаешь.