Выбрать главу

— Минхо. — с нажимом повторила Майя. Тот вздохнул и наконец сдался.

— Он пытался покончить с собой.

БУХ! На Майю словно ведро ледяной воды вылили.

— Что? — только и выдавила она из себя.

— В Лабиринте.

— Когда?

— Три года назад. Нас тогда всего человек пять было. Ньют был бегуном…

— Бегуном? — переспросила она. С самого начала сложившийся образ хромающего худенького парня никак не состыковывался с должностью бегуна — там сплошные куски мышц, как Минхо, или как Галли.

— Ага. Ньют тогдашний от нынешнего сильно отличался — всё хмурый ходил, задумчивый, молчаливый, прям тоской от него на километр несло. Ну и как-то раз мы побежали в Лабиринт, как обычно разделились… Потом я бегу около третьего сектора и слышу — стонет кто-то. И так тихо, жалобно. Сворачиваю — на полу ветки поломанные, плющ, а в этом плюще лежит Ньют. Я даже не понял сначала — он жив или нет? Дотащил его до Глэйда, наплёл им, мол, на него гривер напал. Потом он мне всё сказал — залез на стену и спрыгнул. И в лепёшку бы превратился, если бы не плющ. Ньют вообще как в рубашке родился — только сломанной ногой и отделался. — Минхо перевёл дыхание.

— Но… Почему?

Он пожал плечами.

— У всех было такое чувство, что отняли что-то очень важное. Но, что-то мне подсказывает, что у него это не просто воспоминания. Вот с нахлынувшей депрессией и не справился.

Майя тупо уставилась на него. Ньют, который хоть и ворчал про то, что выхода нет, но в итоге всё равно пошёл за Томасом, всегда был её источником надежды, хотел убить себя. Спрыгнул со стены в Лабиринте. И теперь хромает — как вечное напоминание.

— Не говори ему, что я тебе рассказал. — попросил Минхо.

— Тогда зачем ты это сделал?

— Помнишь, я говорил, что между нами есть связь?

Майя выпучила на него глаза.

— Ты вот щас серьёзно?..

— Шутки шутками, но связь с тобой действительно есть. — продолжил он. — Но только не у меня. А у Ньюта.

— Вот только ты не говори, что считаешь, будто он в меня влюблён!

— Не скажу, потому что не знаю. Но одно могу сказать точно — ты ему очень дорога. Очень. И когда он чуть не подрался с Томасом, потому что он не хотел отпускать его за тобой, я в этом убедился.

— Подрался?

— В корпусе Томас собирался забрать Терезу и уходить. У нас была докторша, которая провела нас к ней. Но Ньют сказал, что без тебя мы не уйдём. И, даже не зная точно, где ты, пошёл за тобой, пока мы разбирались с Терезой. На свой страх и риск, так сказать. И на наш.

Майя еле сдержала улыбку, вспомнив, как Ньют её нашёл. Какое на его лице появилось облегчение, когда он её увидел.

Минхо встал, отряхнулся и похлопал Майю по плечу.

— Ладно. Давай спать. Ты знать должна, теперь ты знаешь. Ньюту ни слова. Спать.

Девушка неохотно поднялась на ноги и вернулась вместе с ним к туннелю. Ложась рядом с Фарклом и глядя на тлеющие угли, она ещё раз обдумал слова Минхо.

Теперь уж точно, Ньют — ни утром, ни через неделю ты от меня не избавишься. Я тебя так просто не оставлю.

========== Глава 17 ==========

Снова вставать, снова куда-то идти, снова непрекращающаяся жажда, палящее солнце и господи, как ей это надоело. Проснуться, встать, идти, завалиться где-нибудь, уснуть, проснуться, встать, идти, снова где-нибудь завалиться, уснуть, проснуться… И так до бесконечности!

Жаровне не было конца и края. Горы ни на миллиметр не делались к ним ближе, хотя они топали без устали уже, наверное, третий чёртов день. Вода заканчивалась, терпение тоже. Ещё хуже стало, когда закончился песок и началась просто сухая, потрескавшаяся вкривь и вкось земляная плита — твёрдая и совершенно пустая. Ни травинки. Хотя, справедливости ради надо сказать, что идти стало полегче. Вернее, стало бы, если бы у них были силы, чтобы ускорить шаг.

Но, наверное, самое худшее это не выжженная земля, что их окружала, не чувство полнейшей безнадёжности и даже не почти полное отсутствие воды и припасов. Нет. Самое худшее, что буквально выедало Майю изнутри сильнее, чем любая Вспышка и доводило до настоящего отчаяния — это ощутимая ниточка напряжения, крепко связывающая их компанию. Они почти не говорили друг с другом. Ни у кого на это не было сил. Глэйдеры были просто подавлены, расплавлены и размазаны по этой каменистой глыбе под их ногами, что некогда была землёй. Даже Томас ни звука не издавал. А Ньют демонстративно её игнорировал. И хотя Майе ужасно, невыносимо хотелось подойти к нему и обсудить его ногу, его падение и всё из него вытекающее

— она всё-таки его лучший друг! — она ничего из этого не делала. Просто плелась позади, мысленно влепляя себе пощёчину каждый раз, когда снова начинала думать о Ньюте. Если бы пощёчины были настоящими, наверное, от её щеки живого места бы уже не осталось.

Что угодно — тупую шуточку Минхо, слова поддержки от Томаса, Фаркла, Терезы или Фрайпана, или того же Лукаса, хотя бы взгляд со стороны этого белобрысого засранца — ей нужно было хоть что-то, чтобы понять, что она всё ещё жива, и что рассудок всё ещё с ней. Порой, всё это начинало казаться миражом. Нет никаких гор. Нет друзей вокруг. Нет солнца. Нет такого мира. Нет её.

Утереть со лба грязный пот, поправить на плечах рюкзак и идти дальше. Отключить все мысли и просто идти. Ведь когда-нибудь это должно закончиться.

Отчётливо пахло грозой. Настоящей бурей, похожей на те, что она видела в детстве. Когда тяжелённые, густые серые тучи, напоминающие чёрную дыру, висели над головой на расстоянии вытянутой руки, гремели, кипели внутри самих себя, выплёвывали на землю кривые яркие молнии. Это нагнетало. В тот вечер стемнело быстрее, чем обычно, и Майя сразу поняла, почему. Тучи. Они застелили собой всё небо от горизонта до горизонта, сформировав над ними напряжённый купол. Хотелось бы думать, что будет дождь (вспоминая последний дождь в Глэйде, даже несмотря на тогдашнюю напряжённую обстановку, она начинала тосковать по виду растений, цветов, их запахов и звуку ударяющихся о них капель), но сердце стучало по-особенному. Вспоминался сон. Майя совершенно не помнила звука воды, она помнила лишь яркие молнии и гром, что заставляло её сильнее сомневаться в возможности дождя. Тем более в такой пустыне. Будет гроза. Сильнейшая. Как тогда в детстве.

Она с чего-то решила не говорить о своём опасении никому. Это вызвало бы лишние вопросы. Да и что это даст? Они одни посреди широченного пустынного куска земли, за все дни, что они топают они не встретили ни одного заражённого, что уж говорить о нормальных людях! Кроме них, казалось, ничего живого на этой планете в принципе нет.

Фантастическое заключение: чем меньше у тебя сил, тем меньше ты говоришь, а значит, больше думаешь. Кажется, Майя уже забыла звук собственного голоса, зато поняла, что не знает и третьей доли того, на что, возможно, способен её мозг.

В один прекрасный момент все остановились и без лишних слов улеглись спать. Просто. Где стояли, там и легли. Майя вроде жаловалась на неудобные гамаки? Сейчас гамак показался бы царской роскошью. Спокойного сна они больше не знали. Его и сном-то можно с натяжкой назвать. Скорее, дрёма — всегда нужно было быть начеку на… Всякий случай. Майя закрыла глаза, обхватила себя руками покрепче и стала ждать. А ждать пришлось не так уж долго. Земля под ней как будто завибрировала, натянулась и приготовилась к атаке. Майя неохотно перевалилась с бока на спину, приоткрыла глаза и мгновенно вскочила, как будто в неё уже прилетела молния. Тучи были уже не серые, а чернильно-синие, плотные, низкие, по их пуховым бурлящим формам пробегались мелкие белые искристые разряды — как на телах тех охранников, которых поразила пуля из ПОРОКовской пушки. Это страшное, но поражающее зрелище ввело её в настоящий транс.

Но тут земля содрогнулась. В сухую глыбу, на которой они лежали, на расстоянии буквально пятисот метров вонзился искристый кинжал молнии — яркий и мимолётный. Следом за вспышкой раздался грохот, эхом отразившийся от небесного купола. Иначе нельзя объяснить, что у неё тут же заложило уши.

Майя хотела крикнуть Томасу, но не пришлось — парень уже, как и все, был на ногах и пытался понять, что им делать. Прятаться негде. До гор ещё шлёпать и шлёпать, а буквально через десять минут их настигнут молнии и можно будет уже не волноваться ни о чём. Сбившись в кучку, глэйдеры испуганно оглядывались по сторонам.