— Сержант,— приказал Зудилин, — садись в мою машину на место радиста. Проверь пулемет, магазины.
Дело для сержанта привычное. Только сел, батальон пошел в контратаку. Грохнул пушечный выстрел по замеченной капитаном артиллерийской батарее.
— Видишь, бегут! — крикнул он сержанту.— А ну-ка, еще снарядик!..
— Вижу, вижу! — Титенко подал снаряд и застрочил из лобового пулемета по бегущим гитлеровцам.
Все шло хорошо, пока не налетели вражеские штурмовики. Небольшая бомба угодила на надмоторный люк. Танк остановился, а сержант Титенко все не выпускает из рук пулемета, поливает свинцом бегущих. Увлекшись стрельбой, услышал только, как вздрогнул танк от какого-то удара, и не заметил, когда экипаж покинул машину.
— Ты почему не выскакиваешь? — раздался над его ухом резкий голос капитана.— Решил сгореть?..
Замкомбата ухватил сержанта за воротник и помог ему вылезть из танка. Вокруг — сполохи огня, дымные всплески. Побежали в сторону оврага. Вдруг капитан, будто споткнувшись обо что-то, упал и несколько раз перевернулся.
— Товарищ капитан, вы ранены? — бросился к нему Титенко.
Но капитан был мертв...
На краю оврага, к которому бежал экипаж Зудилина, в вырытых укрытиях находился командный пункт бригады. Титенко, спрыгнув в ближайший окоп, в котором оказался начальник политотдела корпуса полковник Плотников, доложил о гибели заместителя командира батальона. Полковник нервно повел рукой, державшей бинокль.
— Редеют ряды коммунистов...— тихо произнес он.— Документы его взял? Партийный билет?..
В ответ сержант виновато развел руками и тут же, сорвавшись, выскочил из окопа.
— Я сейчас!..
— Стой! Назад! — крикнул полковник, но было уже поздно,
Титенко, прячась в траве, полз назад, к месту, где он оставил погибшего капитана. От разрывов бомб и снарядов земля вздрагивала, как при землетрясении. Вдруг он услышал знакомый голос:
— А ну-ка мигом сюда!
Метрах в трех от него, в большой воронке, лежали заместитель командира бригады по политчасти подполковник Полукаров со своим связным.
— Далеко направился в такую пальбу? Жить надоело?
— Погиб капитан Зудилин, надо партбилет забрать,—тяжело дыша, сказал Титенко.
— Его документы уже у нас,— сообщил подполковник. — А вообще-то, Титенко, это хорошо, что мы с тобой встретились. Сегодня всем партийные документы вручили, а тебя ищем с самого утра.— Он вынул из полевой сумки кандидатскую карточку и протянул ее сержанту.— Поздравляю, Александр Александрович, со вступлением в кандидаты партии. Обстановка, правда, не совсем... Да ведь ее, нужную обстановку, на войне подкараулить непросто. Сам видишь...
— Обстановка, товарищ подполковник, на мой взгляд, самая подходящая,— взволнованно ответил сержант, пряча в карман кандидатскую карточку. Глаза его восторженно блестели.— Такая запомнится на всю жизнь.
— И еще,— добавил он,— заверяю, товарищ подполковник, что звание коммуниста оправдаю с достоинством!
— В этом я не сомневаюсь,— сказал Полукаров.
Бомбежка наконец прекратилась.
— Ну ладно, — проговорил подполковник, — не будем терять время. Нам сегодня еще пятьдесят два гвардейца принимать в партию. Вот только бой закончится... Всего за эти дни подали заявления сто пять человек. Эта тебе, сержант, как коммунисту, знать полезно.— И он кивнув связному, поторопился на командный пункт бригады.
Сержант Титенко, выскочив следом из воронки, побежал в сторону ближайшей рощицы, откуда доносилась стрельба. Его нагнал корреспондент корпусной газеты "Сталинец" старший лейтенант Евгений Никитин. Он любил бывать в этой бригаде. И непременно стремился сам участвовать в танковых атаках.
— Я должен видеть своими глазами, как сражаются танкисты, — говорил он. — Иначе как же писать буду!..
Его неоднократно урезонивали:
— Не лезь в пекло. О наших боевых делах мы сами Тебе расскажем.
— Да еще добавим то, чего не было, — со смехом добавляли другие.
Однако газетчик был неумолим. Приедет в батальон вооружится автоматом, гранатами, фотоаппарат наготове — и с десантниками на танк. Зато, с каким удовольствием читают потом бойцы его яркие, дышащие огнем корреспонденции!
Титенко и Никитин, не добежав до рощи, попали под минометный огонь. Присели на дно пустого окопа.