— Я не сумасшедший. Я просто…
— …не такой, — закончил я. — Я знаю. Поверь, знаю, ведь я ангел, — солгал я.
Глаза-черепки затонувших цивилизаций, бирюзовые, как морские волны, посмотрели на меня с живым интересом.
— Божий?
Зная, насколько распространен в Финляндии сатанизм, я ответил:
— Божий.
— И что теперь? — спросил у меня самоубийца. Вывел его на разговор — уже неплохо.
— Я лишь хочу сказать тебе, что до солнца ты не достанешь, просто умрешь.
Незнакомец рассмеялся, и смех этот на какой-то момент, казалось, заглушил даже ветер — не громкостью, но наполнением.
— Я знаю. Это красивые слова. На самом деле я действительно хочу умереть.
Я подошел ближе и встретился с самоубийцей взглядом, надеясь, что в моих глазах он найдет хотя бы частичку того, что я увидел в его.
— Я не буду говорить тебе, что жизнь прекрасна. В этой жизни твою сестренку, милую маленькую сестренку, могут разорвать на части одичавшие псы. Эта жизнь может вынудить тебя навсегда расстаться со своей возлюбленной. Эта жизнь может оказаться простой и понятной, в то время как раньше для тебя она была потрясающе огромной. В этой жизни много дерьма, парень. Она полна разочарований, которых никак не избежать. Даже то, что ты выбираешь сам, думая, будто знаешь, что делаешь, рано или поздно разочарует тебя. Однако главное, что есть в вас, людях, и чего нет в нас, ангелах, статичных существах — осознанное стремление. Комар стремится высосать жертву досуха. Белый карлик стремится высосать соседнюю звезду досуха. Но это все инстинктивно — они не понимают, что история завершится голодной смертью или взрывом сверхновой. Вы понимаете, что вас ждет разочарование, но продолжаете идти. Это достойно уважения. И это достойно жизни.
Все, что сумел вымолвить самоубийца:
— Ты говоришь как человек.
Я грустно улыбнулся:
— Я уже не человек.
Больше года не человек, прибавил я в своих мыслях. Астар Туоминен, хранитель августовских воспоминаний.
— Расскажи мне о том, как там, на небе — прежде чем я попаду в ад, — попросил самоубийца.
— Отойди от края и однажды окажешься там сам, — предложил я широчайший жест, который не имел права предлагать. Вся моральная сторона этой задумки была сомнительна, ведь человек на всю жизнь останется уверен в том, что видел ангела; но если жизнь поведет себя достойно, он доберется до ментального врача, и ангел с крыши башен Тёёлё превратится в галлюцинацию; часть депрессии, которая и привела беднягу к краю.
Незнакомец лишь с улыбкой покачал головой:
— Я не хочу.
Тогда я и понял.
Тогда я понял, что неточность воспоминания была не в “чем”, а в “ком”.
Три…
Я подошел к самоубийце и посмотрел вниз; голова закружилась, в горле встал ком, но я сумел-таки разглядеть темную фигурку меряющего шагами асфальт Олле.
Два…
— На что ты смотришь, ангел? — оттенил незнакомец иронической ноткой последнее слово. — Ведь у тебя есть крылья, даже если я их не вижу.
Хотелось сказать, что у меня есть финский нож, даже если ты его не видишь — но у меня не было ножа.
Один…
Я резко ударил незнакомца под коленную чашечку, так что он заорал и повалился навзничь, и оттолкнулся от края крыши.
========== Эпилог ==========
Я помню, как летел, и ветер не то что обдувал — обносил меня, но каким-то чудом я сумел выхватить меч и рубануть перед собой. Вжих! Меня мгновенно выбило из тела, так что я мог видеть только прилипшую к потной спине рубашку и растрепанный хвост. Олле уже успел зажмуриться, как и девушка, спрятавшаяся у него за спиной. Я просчитался? Неужели это смерть?
— Не надейся, — произнес скрипучий голос у меня в ушах.
Мир вокруг переменился, и я рухнул на землю с той маленькой высоты, что мне оставалась. Кажется, только нос разбил.
Я поднялся на ноги, отряхиваясь, и обнаружил себя в каком-то совершенно ином августе — а что это был август, я не сомневался, — посреди заброшенного футуристичного переулка золотых тонов. С мерной легкостью вокруг меня опускались перья, закручиваясь спиралями, и, подняв голову, я увидел стаю птиц, летящих по мраморному небу. Им не было конца и края, но они не кружили, а летели прямо, если только не описывали какой-то гигантский круг, центром которого был совершенно точно не я. Неожиданно одна из птиц пошла на снижение, и среди дарованного природой крылатого облика я увидел чуждую деталь — из покрытого черными перьями черепа на меня глядело человеческое лицо. Сущий.
Сущий завис над землей так, что его маленькие черные глаза оказались на одной высоте с моими.
— Астар, Астар, — покачал он своей двуединой головой, — ну кто тебя просил?
Я молчал.
— Вечно вы, люди, придумываете что-то вместо того, чтобы просто делать свою работу, — продолжил жаловаться Сущий. — Надо было взять хранителем августовских воспоминаний твоего коллегу Силланпяя. Вот он добросовестно занимается тем, что ему прикажут.
— Укажут, Сущий. Приказываешь здесь только ты.
— Потому что хранители нуждаются в жесткой руке…
— Крыле, — поправил я.
— …и то, на что ты пошел, лишний раз подтверждает это.
Все это время, думал я. Все это время Сущий знал, а значит, мой план был заведомо обречен.
— Почему ты не остановил меня раньше? — спросил я прямо.
— Потому что я не знал, — развеял Сущий мои сомнения, но не отчаяние. — Ты умудрился обставить это все за пределами моего взора, Астар Туоминен.
— К чему такой официоз? — Я отыгрывался. Я отыгрывался как за то, что когда-то Сущий пугал меня до трясучки, так и за мой нынешний провал. Разочарование не позволяло мне говорить с Сущим тоном принятия; разочарование в мире, поскольку собой я по-прежнему гордился.
— Я дал тебе не только сверхспособности, Туоминен, — Сущий пролетел круг вокруг меня, отряхнувшись от пера, одного из тех, что продолжали падать с серого, испещренного птицами неба. — Я дал тебе бессмертие. Я дал тебе возможность смотреть шире, чем кто-либо из смертных, будь то твои коллеги по офису или правители всех стран мира. Ты думаешь, что у тебя не было лишь августа. Но у тебя был всеобщий август, тысячи тысяч воспоминаний, собрав из которых единую картину, ты мог бы легко предположить, как выглядит август твой.
— Я не хотел предполагать, — произнес я. — Я хотел прочувствовать его собственными фибрами души.
— Теми, которыми ты ненавидишь меня? — усмехнулся Сущий. — Это естественное чувство, moh cher. Финны не умеют ненавидеть, но они упрямы, а упрямство — катализатор любого сильного чувства. Ты упрям сверх меры, Астар Туоминен. Я не смогу переделать тебя под свои хотелки.
— Поэтому лишите меня должности хранителя, — не спрашивал, но утверждал я.
— Нет, Астар, не все так просто. Я дам тебе выбор согласно тому, что ты сделал. Потому что есть причина и есть следствие.
Сущий опустился на землю и начал прохаживаться взад-вперед, точно голубь, только головой не раскачивал. Он указал черным крылом вначале на левое, потом на правое от меня здание в переулке, и на обеих золотых стенах завихрились небесно-голубые круги — а затем внезапно стали прозрачными, будто поверхность озерной воды в штиль.
— Перед тобой открываются два пути, Астар, — заговорил Сущий и указал крылом на левое зеркало — в нем отражалась толпа людей, загородившая то, что упало с башен Тёёлё. — Назовем их Флегетон и Лета. Первый — вернуть-таки свои воспоминания, но стать самоубийцей.
— То есть погибнуть? — саркастически произнес я. — Хорошенькая альтернатива.
— Не перебивай. Не погибнуть. Неточность воспоминания Олле заключалась в том, что человек, который сбросился с башни, на самом деле остался жив. И ему невероятно повезло — легко отделался, лишь хромотой и тем, что больше не мог говорить.