Лайла оперлась руками на спинку дивана. Этот старый диван оставался между ними, между ее разумом и сердцем. Она читала понимание на его лице, понимание того, что не может уступить.
Крик чайки пронзил воздух. Зак отвернулся, рассматривая коллекцию ракушек на каминной полке.
— Наверное, ты не сможешь меня простить…
Он прошел к камину, взял большую мраморную раковину и стал водить пальцем по резному краю.
— Лайла, я очень виноват. Когда Джош показал мне тот чек, я не поверил. Я долго выдумывал причину, почему это могло быть правдой, и обманулся. Мы были друзьями очень долго, я доверял ему.
Он осторожно положил раковину на каминную полку и сел в кресло напротив дивана. Его глаза умоляли понять.
— Я не доверял себе. Я не доверял тебе. И это было самое глубокое мое заблуждение…
Наступила тишина, размывая цвета, приглушая все вокруг, как будто туман прокрался внутрь и затопил комнату. Лайла хотела, чтобы он притупил ее боль.
Зак наклонился и беспомощно развел загорелыми руками:
— Я знал Джоша пятнадцать лет. Мы вместе ходили под парусом еще детьми. Мы были партнерами. У меня не было причин не доверять ему.
Злость в Лайле перемешалась с болью.
— У тебя не было причин сомневаться во мне.
— Я знаю. Теперь знаю. — Зак взъерошил рукой волосы. — Боже, какой я идиот!..
Ей вдруг захотелось протянуть руку и погладить его волнистые волосы. Но почему? Почему она хотела простить, забыть его ошибку, если он причинил ей такую боль?
— Лайла, все, что я хочу сказать: сильнее я никогда еще не ошибался. Ты самое дорогое, что есть в моей жизни.
Не давая ей возразить, он подошел к дивану, встал на него коленями и взял ее руку. Его сильные пальцы держали ее маленькую ручку крепче, чем утопающий хватается за спасательный круг.
— Я люблю тебя.
Ее губы дрожали, но она смогла улыбнуться и пожать его пальцы.
— Я тоже тебя люблю. — Она провела рукой по его волосам. Шелковые волны закрыли ее пальцы. — Я люблю тебя, но не могу доверять тебе.
— Не сейчас, я понимаю. Но позднее, когда ты увидишь, что…
— Никогда, Зак. — Она отняла руку и отшатнулась. — Я знаю, что такое близкий человек, который сомневается в тебе, в твоих способностях, я не хочу испытать это еще раз. Никогда! — Она отвернулась, глядя на мутный пейзаж за окном. — Это никогда не прекратится. Ты думаешь, что это произойдет, но этого не будет.
Она остановилась, проглатывая боль, поднявшуюся комком в горле, душащую ее, и с усилием выдавила последние слова:
— Я не могу провести всю жизнь, постоянно задаваясь вопросом, что ты обо мне думаешь.
Зак в растерянности сел на диван.
— Я не твой отец, Лайла.
— Ты хуже. Ты заставляешь меня думать, что стараешься понять меня.
— Я знаю тебя. Поэтому я все понял.
— Не так быстро.
Он не ответил, просто медленно покачал головой. Нечего было говорить. Он знал ее, знал каждый дюйм ее тела, каждую мечту. И всё же он обманул ее. Никакая страсть не изменит этого.
— Ты дала мне последний шанс раньше, и я не надеялся, что ты снова дашь мне шанс. Но я хотел попытаться.
Она едва не зарыдала. Единственное, что удерживало ее от желания броситься Заку на шею, — это твердое решение не ранить его больше, чем она уже сделала.
Зак сцепил пальцы. Она хотела отвернуться, чтобы не видеть эти руки, которые она так любила, но не смогла.
— Почему он так поступил? — спросила Лайла.
Зак пожал плечами:
— Деньги. Джош понял, что наши шансы победить ничтожны и он потеряет бизнес. Парочка денежных мешков из «Черепахи» заплатила ему. — Зак покачал головой. — Заплатили за саботаж.
Слезы душили Лайлу.
— Мне очень жаль. Жаль, что это был Джош.
Зак грустно улыбнулся:
— «Грейси» держится хорошо, мы выиграли первые две гонки. — Его голос звучал как будто издалека.
— Чудесно! Я знаю, вы справитесь. «Грейси» должна быть… — Лайла кашлянула. — Она должна обогнать «Черепаху», если погода не подведет.
— Да.
— Ты у штурвала?
— Угу.
— Это… это замечательно. Ты хороший шкипер.
— Не такой, как ты, но спасибо. Большое спасибо. — Зак поднялся с дивана.
— Зак…
Он остановился.
— Скажи ребятам, что я скучаю по ним, — прошептала она, — и я болею за них.
— Конечно. — Зак кивнул и сунул руки в карманы. Он приоткрыл рот, как будто хотел что-то добавить, но только пожал плечами.