В кабинет постучали.
— Войдите. — Денисов положил трубку на рычаг.
Машинист и помощник оказались одного возраста, оба сверстники Денисова. Они повторили то, что инспектор уже знал.
— В Москве приняли нас на восьмой путь, самый неудобный для пассажиров. От первого вагона до вокзала расстояние порядочное… — Машинист сел в старое кресло в углу, с удовольствием вытянул ноги. — На путях, когда подходили к платформе, никого не было. Шли с обычной скоростью… А у восьмого пути сбоку кусты, шпалы сложены.
— Мог потерпевший попасть под электропоезд так, что вы не заметили? — спросил Денисов.
Ответил помощник:
— Если только свернул на путь перед самым электровозом… Убегал бы от кого-то, например. Кабина высоко, поэтому впереди образуется небольшая слепая зона. Тропинка рядом с дорогой. Поверни круче на близком расстоянии — и пожалуйста!
— Себя не жалеют, — вставил машинист. — Будто негде ходить!
Помощник договорил:
— Когда видимость хотя бы частично ограничена, все может случиться…
— Мне они все сразу показались подозрительными, — заметил Немец, — особенно Музыкант. Он определенно никого не встречал в аэропорту и никуда не собирался лететь.
— Почему вы об этом подумали? — спросил Денисов.
— И слепому ясно. Я его еще в здании порта приметил. У места выдачи багажа.
— Что он там делал?
— Наблюдал. Ходил вокруг, смотрел, как люди получают багаж. Иногда заговаривал с пассажирами.
— О чем? Знаете?
— Я близко не подходил.
— Долго он находился у места выдачи?
— Порядочно. Из Душанбе прибыл рейс, потом, по-моему, из Еревана. Я два раза к справочной подходил, справлялся. И оба раза его видел. — Немец пригладил платком вспотевшую лысину. — Ненадежные ребята: что Музыкант, что Мордастый…
Телефонный звонок прервал его. Звонил Сабодаш:
— Сейчас разговаривал с Новосибирском. Паспорт Андреева, который выбросили из электрички, украден у него еще в январе, в автобусе, в районе Гусинобродского жилмассива…
— Какого?
— Гусинобродского. В Новосибирске.
— А владелец паспорта?
— Андреев? Жив. Сейчас к нему выезжали домой. Семейный человек, производственник. Никуда не выезжал.
— Он знает Пименова?
— Первый раз слышал фамилию.
— А по приметам?
— Никого не вспомнил.
Денисов подождал.
— По адресному бюро проверили?
— Пока нет. Пименовых А Эф много. Сейчас делают выборку… — Антон помедлил, очевидно прикуривая. — Кроме того, я просил проверить адрес на улице Объединения.
— Они позвонят?
— Как только закончат. Я дал твой телефон.
— Не забудь то, о чем я просил… — Речь шла о проверке Немца по картотекам Московского уголовного розыска.
— Жду. Сейчас должны сообщить результаты.
— Тот, Долговязый… — заговорил Немец, увидев, что Денисов положил трубку, — сказал, что встречал бывшего сослуживца и не знает его адреса. Тот знает, а этот — нет! Будет теперь ждать, когда он ему позвонит… Тот знает, а этот — нет!
— Вы не поверили ему?
— Ерунда! Когда он позвонит? Может, завтра, может, через год!
— А Мордастый? — спросил Денисов.
— Он действительно подходил к киоску «Союзпечати», стоял рядом с Музыкантом. Чуть сбоку. А теперь отрицает… Что за люди у вас здесь?
— Никак не привыкнете? — Денисов делал вид, что принимает условия игры, предложенной собеседником, в которой Немцу отводилась роль человека прямого, простодушного, не очень далекого.
— Больше недели в Москве не выдерживаю… — Он явно обрадовался денисовской реплике. — Одно оправдание: подарки семье…
— Что-нибудь стоящее?
— В прошлый раз дочери шубу отхватил. Жене и теще — сапоги. — Он повеселел.
Телефон тихо звякнул. Денисов поднял трубку.
— Новосибирск?
Снова звонил Сабодаш:
— Я проверил, как ты сказал…
— Слушаю.
— Все сходится… Он действительно Немец… Ударение на втором слоге. Николай Михайлович, пятьдесят пять лет. Слышишь? Выселен из Москвы за тунеядство Сокольническим райнарсудом. Тому два года. В Москве сейчас без прописки и определенных занятий. Предупреждался отделом внутренних дел на Казанском вокзале о выезде в семьдесят два часа.
— Давно?
— Второго числа этого месяца. Да!.. В прошлом привлекался к ответственности за соучастие в убийстве. Дело прекращено за недостаточностью доказательств…
Пока Денисов разговаривал, доставленный с нарочитым интересом оглядывал кабинет. В то же время Денисов был уверен в том, что Немец внутренне весь напрягся, пытаясь понять, о чем идет разговор.