Впереди стукнула дверь. Денисов повернул голову. В дальнем тамбуре показался пятый пассажир — в короткой кожаной куртке, в берете, с бледным измученным лицом.
Альтист подвинулся, давая ему место:
— По-моему, товарищ ревизор ждет вас, чтобы о чем-то спросить… — Скуластое смуглое лицо музыканта расплылось в улыбке.
— О чем-то! — Мордастый пригладил седой ежик. — О билетах, конечно!
Ревизоры поздоровались с Денисовым, которого знали:
— Как раз кстати… Пассажиры эти… Штраф не платят и фамилий не называют.
— Почему не называют? — обиделся Немец. — Я и паспорт показал. И прописку.
— При-мор-ский край!.. — протянул ревизор.
— А вы приезжайте! Заодно и штраф получите! Красотища у нас! — Немец подмигнул.
— Заканчивай, пожалуйста, — сказал ревизору напарник. — И пошли дальше.
Они передвинулись по другую сторону прохода — к Мордастому. Оставшись без собеседника, Немец поймал взгляд пассажира в кожаной куртке и берете:
— Плохо перенесли полет?
— Есть немного, — тот поморщился, отгоняя дурноту.
Немец сменил тему:
— У нас на Дальнем Востоке сейчас хорошо — зима! В магазинах чавыча, папоротник… Не пробовали? Японцы на валюту покупают. Вкус! Белые грибы… Вы откуда сами?
— Из Новосибирска.
— Тоже не ближний край. Учитель?
— Бухгалтер.
— На предприятии? В школе?
— В Запсибзолоте.
— Значит, вам ездить приходится, — Немец погладил лысину. — О папоротнике мало кто знает. В прессе о нем не писали…
— Все до Москвы? — ревизор перебил его. — Платить штраф собираетесь?
— Придется…
— А билетную кассу надо все-таки ставить ближе к аэропорту, — буркнул Мордастый, доставая трехрублевку. За ним уже все безбилетники полезли за деньгами. — Чтобы человек мог купить билет у поезда, а не бежал бы в последнюю минуту вдоль состава.
— Да, но кого они будут тогда штрафовать? — спросил Немец.
— Фамилии назовите, — уже спокойнее предложил ревизор.
— Пименов А Фэ, — сказал Бухгалтер, лицо его снова покривилось.
— Сидоров, — Долговязый скинул плащ, остался в пуловере с бегущими голубыми и красными полосами и шелковом кашне.
У него была сильная спина боксера или грузчика, сухощавое длинное тело. В разговоре он участия не принимал.
«За что он разыскивается? — снова подумал Денисов о Долговязом. — Крупное мошенничество? Шулер?»
Мордастый поправил полотенце на шее:
— Мигель де Сервантес Сааведра. Можете написать просто Сервантес…
— Следующий…
— Данилов, — отрекомендовался музыкант. — Альтист Данилов.
Выписав квитанции, ревизоры присели в купе. Теперь уже как пассажиры: их заинтересовало сообщение Немца о дальневосточном лакомстве.
— На вид трава! А вкус белых грибов, — повторил Немец.
— Между прочим, о папоротнике писали, — Мордастый перекатил желваки на щеках ближе к глазам. — И не раз. «Наука и жизнь», к примеру.
— Дорогая штука? — спросил Альтист.
— Да нет…
Денисов не мог не заметить: съехавшиеся с разных сторон, впервые словно бы видевшие друг друга, пассажиры сближались легко и беспечно, будто в соответствии со знакомым, заготовленным заранее сценарием.
— Может, перекусить по этому случаю? — спросил Немец. — У меня сало есть.
Кто-то засмеялся:
— Лучше бы папоротник!
— Станция Бирюлево-Пассажирская, — крикнула в микрофон проводница. Пронзительный голос, пробившись сквозь хрип, разнесся по составу. — Следующая — Бирюлево-Товарная. Повторяю…
«Надо позвонить на вокзал, чтобы встретили. В одиночку я могу все испортить…» — Денисов поднялся.
Немец, в сущности, утвердил его в принятом решении, заметив на вопрос одного из ревизоров: «Одни, знаете ли, предпочитают синицу в руках, другие ставят на журавля в небе!..»
Электричка затормозила, на ходу раскрывая двери.
Уже выходя, Денисов поймал в стекле чуть сгорбленную мускулистую спину с бегущими по пуловеру полосами, болезненное лицо Бухгалтера и метнувшийся ему вслед тяжелый взгляд Долговязого.
«Если ничего не произойдет непредвиденного, — подумал Денисов, — через двадцать минут Долговязый будет в Москве на вокзале. Там его встретят. Кажется, он ничего не заподозрил…» — Денисова беспокоил этот откровенно злобный взгляд.
Но поворачивать назад было поздно.
…Он прошел к билетной кассе, постучал в окошко. Людей на платформе было мало. Электричка двинулась, сомкнув жесткие громыхающие двери.