Как я уже сказал, он оказался компанейским парнем и был не прочь поболтать. Мне-то, кроме как поболтать, особо и делать нечего было, а он в перерывах, а то и в процессе, отвечал мне...
– Фамилия? Нет, не Греков. Александров моя фамилия.
– А прозвище тогда откуда?
– А, так это... Я ж раков ловил постоянно. Голыми руками. Как в считалочке. Они так-то в норы прячутся, а палец им подсунешь- они его клешней цап, и вцепится, хрен оторвешь просто так ещё. Ну а я выдергиваю сразу. Так и ловил.
– Больно, наверное?
– Да ерунда. Терпимо. Зато верняк. Раколовкой ещё поймаешь или нет, могут и разбежаться, а тут идёшь и только раз, раз, раз... И в ведро кидаешь. Быстро и надежно. Только места надо знать.
– А ты знаешь, получается?
– Знаю, - Грека малость погрустнел. - И эти скоты, похоже, знали. Или выследили меня? Кто теперь скажет. Прям там на реке меня и взяли.
– Я вот что спросить хочу, - постарался увести разговор от неприятной ему темы (вдруг еще замкнется, как Блюз вчера?) - Раки, они же со дня всякое едят... А В Тоболе наверняка мертвецы плавали? Зимой-то, по любому, кто-то да решил трупы в речку в прорубь скинуть. Типа, «река унесет».
– Да что ты мнешься как девка на первом свидании? Да, раки жрут трупы. Именно там на отмелях, ниже по течению, их и много, куда река мертвецов прибивала.
– И вы их ели? - осторожно спрашиваю его.
– А что такого-то? - вроде как, даже удивляется Грека. - Раки и есть раки.
– Но они же человечину едят!
– И что? Вот ты, например, медведя подстрелишь, про которого точно знаешь, что пару месяцев назад он грибника схарчил. И что? Ты его мясо есть не будешь?
– Н-н-не знаю, - даже растерялся я. - Если в тот же месяц, как он съел - точно нет. А через пару месяцев.... Не знаю.
– Ну, хорошо. Ты медведя есть не стал. Но мясо выкидывать жалко и ты этой медвежатиной свиней своих накормил. И что? Свиней этих тоже жрать потом не будешь?
– Почему? Свиней - буду. Они же не человечиной кормлены.
– Медвежатиной, ага. Который человечину ел. Как промежуточное звено, значит, канает? А какая разница, в принципе-то?
– Ну, не знаю, - не сдавался я. - Я б, наверное, не смог раков есть, если б знал, что он с трупа кормился.
– Не голодал ты по настоящему! - немного сумрачно ответил Грека. - А когда мелким жрать нечего? Когда они от голода норовят только что посаженную картошку, ещё не взошедшую даже, выкопать и съесть? Там ракам, как манне небесной, рад будешь. И тебе уже глубоко похрен, что там они жрали до этого.
– Но ты же с Увала? У вас, говорят, мощный анклав. Много магазинов. Пограничный институт, Сельхоз-академия, с Кетовским совхозом контакты? Откуда у вас голод-то?
Грека помолчал, немного искоса поглядывая на меня, и, наконец, решился. Сказал вполголоса:
– Это я этим сказал, что с Увала. Так-то меня ниже по течению поймали. Напротив Белого яра. А на самом деле мы ещё дальше живем. Приволье. Это рядом с Галкино вторым.
– Понятия не имею где это.
– Короче, это на том берегу в сторону Падеринки. Немного не доезжая. В лесу деревушка маленькая.
– Далеко это? Ну Падеринка ваша.
– Ну если черту города от Омского моста считать, то километров 10-12. До аэропорта, получается, 15 будет, наверное.
– Ну, в принципе -- рядом.
– Так-то да. Но на том берегу. А мостов рядом нет. Омский самый ближний. Да и в лесу спрятана деревенька. Короче, место укромное. Потому-то про нас никто, до поры, не знает. Вот только и выживать самим приходится... А кроме меня там взрослых нет. И, потому, мне никак нельзя проигрывать! Без меня мои не выживут. Мне кровь из носа нужно вернуться домой.
И Грека снова пошёл на тренажеры. А я внезапно помрачнел. Мне тоже никак нельзя проигрывать. Как там они справляются без меня? Почему-то резко заболело сердце. Я аж удивился. Никогда с сердцем проблем не было. Ни в той жизни, ни, тем более, здесь. Какое нафиг сердце в 14-ть то лет? Но вот ноет, и не пойми отчего. Неприятность, что ли, чует? Настроение катастрофически упало.
Эльба
Как не странно, малыши не плакали. Сгрудившись в кучку они испуганно таращились на крохотное синее тельце, вытащенное из воды. Зато рыдала в голос опять не досмотревшая за мелкими Кира. Да и другие девчонки не отставали. Даже Немец и Шрам стыдливо прятали глаза. Не пристало серьёзным парням проявлять слабость. Морщат сурово лица. А в глазах всё та же растерянность и беспомощность, как и у самой Эльбы.