Я смотрю на свою жизнь и понимаю, что она совершенно не примечательна, даже вспомнить особенно нечего. Черт возьми, неужели я вот так и состарюсь? Интересно, стань я известным драматургом или режиссером, было бы лучше? Смотрю на своих ровесников: все, как и у меня, — сплошная неопределенность. Замуж выйти? Иногда я думаю об этом, но куда мне — становиться чьей-то женой, я зверушку-то завести не могу. Привязаться, беспокоиться, бояться, заботиться, уделять внимание, быть рядом, ненавидеть, злиться и одновременно обожать и лелеять, не смочь расстаться, привязаться снова — и так по кругу. Смотреть противно, как некоторые мои друзья вот так вот живут с собаками или кошками. Подруга как-то уехала в отпуск на десять дней и оставила мне свою белую мальтийскую болонку. Она, конечно, красивая, но прыгать вокруг нее, ухаживать, присматривать — увольте, терпеть не могу. Не хочу так жить и не буду. Так что мужчины для меня только обуза.
Был ли у меня яркий роман? Насчет этого не знаю, но с парочкой парней встречаться доводилось. Моя первая любовь — однокурсник с факультета изобразительных искусств. Мы оба витали в облаках, только он еще больше, чем я. Он снимал маленькую однокомнатную квартиру напротив университета, и, когда на четвертом курсе мне было негде жить, я поселилась у него. Как раз тогда, когда умер отец, а дядя заплатил за мою учебу. Парень мой начал поговаривать про свадьбу. Его родители были обеспеченными провинциалами, но не то чтобы какими-то богачами. Он без конца капал мне на мозг, что надо съездить к нему домой познакомиться с ними. Иногда я спрашивала у него, будто бы от лица собственного отца: «И как же вы собираетесь жить, молодой человек?» — «В окружении прекрасных картин!» — «Ха-ха». Я смеялась, в буквальном смысле глядя на прекрасное, — подняв глаза к небу. «Ну а работа?» — «Я же художник, буду заниматься искусством». — «Ты что же, думаешь, в наше время искусством можно заработать? Бред собачий! Ну а дом? Жить-то где будете?» — «Пока поживем в однокомнатной квартире, а когда нас станет трое, если будет неудобно, переедем. Я слышал, в мансардах неплохо живется». — «Хочешь, чтобы моя дочь и внуки на чердаке жили?» После университета я поступила в театральную труппу, а он, так как был из более благополучной семьи, остался учиться в магистратуре. Недавно встретила его: работает куратором, что ли, в какой-то там художественной галерее. Такая же ерунда, как и мой театр. Наши отношения были не любовью, а скорее просто игрой.
Второго мужчину я встретила, когда работала в издательстве. Он был журналистом, на три-четыре года старше меня. То ли он сам был так трудолюбив, то ли ему помогали родители, но он приобрел довольно просторную квартиру. Стать журналистом его сподвигло вовсе не чувство справедливости и не желание разоблачать убийц и недобросовестных политиков. Он был обычным клерком, который, окончив престижный университет, ходит в галстуке на работу в презентабельный офис. Однажды он опоздал ко мне на встречу часа на полтора, я, конечно, раз в десять минут отправляла ему эсэмэски, пытаясь выяснить, где он, а оказалось, что он дежурил у дома какой-то кинозвезды, которая собиралась разводиться. Рассказал мне про ее мужа, про ее любовника. Это и была его работа. При этом он любил рассуждать о Сэмюэле Беккете или Бертольте Брехте, делая вид, что смыслит что-то в театральном искусстве. Потом шел караулить какого-то певца, обвиненного в причастности к незаконному игорному бизнесу, у ресторана, где тот часто бывал. Так мой парень сделал несколько спецрепортажей. Мне он до смерти наскучил. Я изменила ему пару раз, он позвонил мне, чтобы облить помоями, и перестал со мной общаться. Я удалила его номер.
А потом я встретила Черную футболку. Его имя Ким Мину. Он был старше меня на три года, в похожей жизненной ситуации, но характер у него был совсем другой, нежели у меня. Чем труднее обстоятельства, тем с большим жаром он боролся. Он был как солдат, который всегда наготове с вычищенным и заряженным боевыми патронами оружием.
В шестидесятых, в эпоху перемен, отец потерял место секретаря. Вроде как он получил взятку за разрешение на незаконное строительство. В нашей семье, правда, ничего от той взятки не прибавилось. По старым временам, может, и речь-то шла о блоке сигарет. Отец не смог получить полноценного образования и навсегда остался самоучкой, так что, возможно, это был его предел. Он продал наш неказистый домишко и наделы земли, которые достались ему от свекра, и, забрав нас, уехал в Сеул. Перед отъездом он все колебался между Сеулом и Тэгу.