Я смотрел на покрывавшие склоны гор шиферные крыши, на улыбающиеся лица детей, столпившихся у ларька где-то в паутине узеньких переулков. Лишившись родных мест, где и как живут они теперь? Трущобы, облепившие горы, как моллюски облепляют камни, исчезли, и на их месте взметнулись в небеса цементные стены многоэтажек. На краю поля среди развалин стоит заржавевший остов брошенной машины. В покинутых людьми переулках хозяйничает, захватывая пространство, сорная трава. Между зданиями, разрушенными словно бомбежкой, бродит тощая собака, потерявшая хозяев. Демонстранты, в основном женщины, выкрикивают что-то против выселения, некоторые держат плакаты с наспех нарисованными лозунгами. Все это мы издалека видели с Пёнгу, когда приезжали проверять обстановку на местах. Велев рабочим разогнать протестующих и отправив туда бульдозеры и экскаваторы, мы поспешно садились в машину и уезжали.
А вот на последний фотографии район, где я раньше жил. Я хорошо знал фирму, которая занималась там сносом. Мои родители уехали оттуда задолго до реконструкции, поэтому мне даже в голову не приходило поинтересоваться, что там происходит. Если бы Чха Суна не вышла со мной на связь, и я сейчас не вспоминал бы родные места. Вот главная улица, ведущая к такому привычному рынку, знакомые здания и вывески. Вот Мёсун и Суна играют в камешки, усевшись напротив ларька. А здесь я играю в петушиные бои с Чемёном и Чегыном. Нет, я не узнавал детей на фотографиях, но ведь они жили и росли в то же время, в том же месте, что и мы; мечтали так же, как и мы.
У меня были и другие воспоминания — не о семьях, что жили здесь. Я помнил процесс, который отбрасывал в сторону, сметал с пути, уничтожал память о людях. Я хорошо знал всю пищевую цепочку, которая начиналась с ассоциаций консалтинговых компаний, вела дальше в строительные компании и фирмы, оказывающие услуги по сносу, потом к подрядчикам, в местные администрации и так до самых верхов в правительстве. Мы с Пёнгу узнавали обо всем во время бесконечных совещаний, застолий и партий в гольф; из чеков на дорогие подарки и купоны, из подробных отчетов о потраченных наличных. Я несколько раз помогал Пёнгу замять разные некрасивые истории, которые угрожали его переизбранию в парламент. Да нет, мы, конечно, нуждались друг в друге оба. Теперь же Пёнгу — Горелый батат — лежал как растение, покидая этот мир, окруженный отжившими воспоминаниями, в том самом Ёнсане, из которого в свое время уехал. А я до сих пор не думал ни о чем другом, кроме того, насколько удачно в свое время сбежал от никчемной неказистой жизни бедного района на горном склоне. Как и все свидетели той эпохи, которые не сошли с дистанции в гонке за лучшую жизнь.
Я открыл вкладку с электронной почтой. Снова перечитал последние строчки письма Суны: «Но в чем-то мы ошиблись. Почему наши дети так поступают?»
Нажав на кнопку «ответить», я начал писать ответ:
— Спасибо, что не забыли старого друга. Наверное, уже поздно предлагать, но, если Вы не против, я хотел бы с Вами встретиться. Когда и где Вам удобно. Буду ждать Вашего ответа.
Я ставлю чайник и достаю свой завтрак: рисовый треугольник, завернутый в водоросли, — один их тех, что захватила сегодня в магазине. Другие два съем потом, когда посплю. Включаю ноутбук, вижу выстроенные в ряд папки на главном экране. Файл со скачанными фильмами, с разговорным английским, файл с моими наработками для сценария, файл с фотографиями и другие. Чаще всего в последнее время я открываю два из них: «Лисий хвост» и «Черная футболка». Как обычно, в первую очередь подключаюсь к Интернету и скольжу взглядом по заголовкам статей. Мое внимание привлекает одна, в которой говорится об аресте директора «Тэдон констракшн», господина Лима, по подозрению в мошенничестве в особо крупных размерах. Пробегаю глазами статью и проверяю почту. Там письмо, от подруги, следующее — от завтруппой, он предлагает поставить вместе еще один спектакль, и еще одно: от господина Пак Мину. Увидев, что он предлагает встретиться, я понимаю, что игру пора заканчивать.