Виктор стал коротко подстригать свой блондинистый чуб, пусть не столь красиво без него, зато скромно и деловито, как и подобает вожаку комсомола. Работы он не боялся, только бы не ошибиться в чем. Что же касается зазнайства или других каких пороков — этого он не допустит при своем-то уме!
В первую ночь он долго не спал, все ходил по комнате, и думал, что главное в его работе, что выделить в первую очередь?
«Фронтовые бригады — вот главное», — уже засыпая, подумал Виктор и увидел себя в комитете комсомола за длинным столом с бригадирами по обе стороны…
В электричке проверяли пропуска едущих в город, и Виктор, с затаенной гордостью, предъявил свой круглосуточный. Старый контролер с бородкой внимательно изучил пропуск, а затем посмотрел на его обладателя уважительным, как показалось Виктору, взглядом.
В комитете комсомола в этот утренний час никого еще не было из посторонних. Была одна Лида в неизменном, ручной вязки, черном свитере и в серой суконной юбке. На заводе хотя и топили, но еле-еле.
Виктор ошибся насчет Лиды, ни о какой влюбленности не могло быть и речи. Лида была замужем и к нему, своему заместителю, относилась несколько покровительственно.
Работала секретарь с увлечением, — и в этом смысле опять Лунин ошибся: какая разница — парень или девушка во главе, было бы у кого поучиться!
Они поздоровались за руку и разошлись по столам, тотчас уткнувшись в газеты.
— Прочитал на второй странице, что делает фашистское офицерье? — прервала молчание Лида, приподнимая голову. — Поместья себе в России распределяют. Какая самоуверенность.
По утрам, как правило, секретарь с заместителем набрасывали план работы на день, чтобы, по выражению Лиды, не заедала текучка.
Отложив газеты, Виктор поспешил рассказать о своем предложении: взять комитету комсомола под особую опеку молодежные фронтовые производственные бригады.
— Сможем мы это, Лида, а? Помогать им в борьбе за количество и качество продукции? — несколько возбужденно спросил он, передвигая на столе папки с бумагами. Лицо его оживилось, и даже всегда бледные щеки порозовели. — Я считаю, сможем, — продолжал он, не дожидаясь ее ответа. — Ты знаешь, я дуралей, в пятом утра сегодня заснул, — уже другим тоном добавил он, улыбаясь.
Лида вышла из-за стола, подсела к Виктору.
— Инициативный мне достался помощник, я довольна! — как бы между прочим проговорила она.
— Значит, одобряешь? — просиял Виктор.
— Вполне. Начинай обзванивать комсоргов, пусть передадут бригадирам. На обеденный перерыв сбор назначай, успеешь без лишней говорильни. Где нельзя передать по телефону — сходи. И я пойду на завод гляну. Соскучилась.
Месяца полтора назад, когда завод частично начал эвакуироваться и Лида, организовав комсомольцев, собственными руками помогала грузить станки на платформы, — как они тогда плакали с девчатами в опустевших огромных цехах с вывороченными полами!
Сейчас завод выглядел иначе: стеклянный потолок замаскирован, в цехах наведен порядок, по коридорам, у окон горы мешков с песком, лопаты, щипцы для тушения зажигательных бомб. Во дворе окопы, ежи, не завод — крепость!
Среди собравшихся в обед бригадиров, Виктор увидел Нину Полякову. Даже в спецовке-халате и в какой-то поношенной линялой кофте, она показалась Лунину по-прежнему красивой. Он не сразу разглядел следы усталости на ее лице, но лишь только она сняла платок и тяжелая глянцевитая масса светлых, небрежно примятых волос упала ей на плечи, он не мог отвести от девушки глаз.
— А я, Виктор, не бригадир, я за него, — привлекая всеобщее внимание, пояснила Нина, усаживаясь на стул.
Они поздоровались, кивнув друг другу. Виктора поразило серьезное выражение ее лица, с которым она просидела все время, выложив сплетенные пальцы рук на стол. Нина не сразу взглянула на него, а все смотрела неподвижно куда-то мимо блестящими глазами.
Виктор не виделся с Ниной с начала войны, с того, недоброй памяти вечера, когда он, решившись про себя «выяснить отношения», чмокнул ее в щеку. Да, да, именно чмокнул, а не поцеловал! Резко повернувшись, она смерила его сощуренными глазами с головы до пят.
— Мальчишка, даже целоваться не умеет!
Оцепенев от стыда, он прирос к земле, слушая стук ее торопливо удаляющихся каблучков по платформе.
Когда он спохватился, придя в себя, гордая головка девушки с тяжелым пучком волос на затылке уже проплывала мимо в освещенном окне электрички. Он понуро побрел домой, стараясь понять, что же случилось?