— Катенька! — Андрей стоял перед ней, взволнованный и бледный. — Я так и знал, что ты плачешь, не смог уйти, вернулся… Прекрати, не нужно, не хорошо. Я опаздываю. Ну, Катя!
— Да, да, иди. Это я от радости, что ты у меня такой хороший. Во-ин мой! — сквозь слезы проговорила Катя.
Спустя минуту она вновь прислушивалась к его решительным шагам. Странно, ей стало легче, словно мимолетное возвращение Андрея что-то изменило и помогло особенно остро почувствовать, до чего она дорога ему!
Катя вытерла глаза и взялась разбирать свои вещи. Они хранили прикосновение его рук, и он думал о ней, когда заботливо укладывал их.
Вскоре пришла Нина. Она посмотрела в Катино лицо, на незнакомый чемодан, и брови ее вопросительно сдвинулись.
— Отгадай, — сказала Катя.
Она не отгадала, конечно.
— Сам приехал и прямо на фронт? А я думала, дочка заболела и ты уехала… — недоумевала Нина. — И ты ему ничего не сказала?
— Как ничего?
— Ну, не поругала… В такую даль ехать добровольно, в пекло. Еще убьют, чего доброго. А тебе каково?
— Но почему же обязательно убьют…
— Не расстраивайся, Катя, я тоже так думаю. А все-таки страшно, — призналась Нина.
Катя захлопнула чемодан и села на него.
— Знаешь, Нина, необходимо быть готовой ко всему… Твой Виктор тоже может уйти на фронт.
— Ну-у-у, при очках-то? — перебила она Катю. — Ах, как я устала сегодня после ночной, давай спать!
Они легли, но Катя не скоро уснула. Ей пригрезилось, что Андрей сидит около нее, разговаривает, улыбается.
Катя плохо слышала его слова, но смотрела туда, куда смотрел и он, — на лодку, в которой им предстояло плыть вдвоем… Потом она медленно подняла голову: промокшее от соленых брызг, натянутое ветром, трепетало над ними парусное полотно. Они обогнули выступ берега и увидели родной дом на высокой сопке. Там почему-то жили уже чужие люди и на окнах висели незнакомые занавески… Катя порывалась спросить у Андрея, что это значит, но не успела. Он стал быстро-быстро уменьшаться на ее глазах, будто таять, и вскоре совсем пропал.
— Что ты кричишь? — спросила недовольно Нина.
— Извини, — отвечала Катя, — мне приснился дурной сон.
Утром, когда затрещал будильник, Катя проснулась с ощущением радости на душе. Вот так же бездумно-легко она просыпалась в ту далекую пору, когда жила в городке у бабушки, спала в беседке, окруженной цветущими яблонями, ранними утрами по росе ходила в лес за ландышами.
С детства знакомые, любимые запахи цветов, клейкие, едва распустившиеся листья березы, длинные солнечные просеки, коренастый, обросший мхом пень на опушке, красная головка впервые найденного гриба, нетронутые кусты малины, пугливо у ног пробежавший заяц и все то, что бывает так щедро подарено жизнью и к чему потом, вырастая, привыкаешь и перестаешь замечать, — забытым воспоминанием поднималось со дна души, обволакивало милыми запахами, волновало.
Катя закрыла глаза, чтобы полежать немного, продлить эти воспоминания.
— Вставай, вставай, — заладила Нина и безжалостно сдернула с нее одеяло.
Катя готова была закричать, заплакать, но, увидя чемодан, привезенный Андреем, тут же остыла. Только вчера он был здесь, сидел вон на том стуле, целовал ее. А что, если он не ушел еще?
— Андрюша дома?
— Да ты не в своем уме, что ли? — удивилась Нина.
«Немножечко, от счастья», — хотелось признаться Кате, но она молча улыбалась.
Глава 13
Это было второе письмо с фронта, и оно могло быть только от Андрея, — тогда почему же вместо его размашистого почерка конверт надписан незнакомой рукой?
Холодная, приторная слабость подступила к сердцу Кати, поползла к рукам, в ноги… Что там? Известие о ранении, о смерти?
— Таня, Таня! — закричала она соседке и изо всех сил стала стучать ей в стенку. — Мне письмо, прочти, не могу…
Таня не спеша распечатала конверт, вынула небольшой убористо исписанный листик бумаги и начала про себя читать. По ее лицу нельзя было ничего понять… Катя застонала от нетерпения.
— Да говори же, говори!
— Дуреха, не бесись, сам командир полка поздравляет тебя с успехами Андрея Николаевича. Теперь, значит, готовь гимнастерку под орден.
— Дай-ка!
— На, читай. Ишь, руки-то дрожат.
Катя взяла письмо, однако читать его не могла: накипевшие слезы помимо воли хлынули наружу. Она вытирала их платком, улыбалась и тут же опять всхлипывала.
— Вот нюня-то, а муж герой. Везет таким! — с добродушной иронией сказала незамужняя соседка. — И воюет-то всего без году неделя! И в капитаны уже произвели!