Лунин слушал посетительницу с начальственным видом; пополневшее лицо его с расплывшимися чертами было скучающе-важным. Позолоченная оправа очков поблескивала. Из нагрудного кармана сиреневого пиджака, будто у актера, торчал белый уголок платочка.
«А мы кокетливы…» — пронеслось в голове Нины.
Он посоветовал ей обратиться к начальнику цеха, но уже с его просьбой помочь определить ученицу на штатную единицу.
— На месте там виднее…
— Нет уж, — вспыхнула Нина, — ни к кому я больше обращаться не буду!
Она встала. Он задержал ее жестом руки и взялся за телефон. Лунин вспомнил, что Нина всегда была упряма и вспыльчива, и это воспоминание доставило ему удовольствие. Там, в прошлом, он был отвергнут ею, а теперь она сидела перед ним жалкой цеховой работницей. У нее грубые от физической работы руки.
Стойкую красоту Нины Виктор Григорьевич упорно не хотел замечать.
Не попрощавшись и не дослушав, с кем Лунин будет говорить, Нина вышла из кабинета, хлопнув дверью, оставив Виктора с целым ворохом для чего-то пробудившихся воспоминаний.
Лунин не любил, как он говорил, «людей с крайностями». По его наблюдениям, они сами не жили и окружающим жить не давали: или своей излишней честностью (возможно, показной), или придирчивостью, или просто потому, что сами не знали, чего хотели.
К последним он относил Нину Полякову. Лунин целый день был не в духе после ее посещения, сердился на себя и удивлялся, что все еще находится в какой-то странной зависимости от этой женщины, стоит ему лишь увидеть ее!
Он не считал себя человеком мелочным и тем более мстительным, а тут вдруг почувствовал злорадное удовольствие, заглянув в ее готовые заплакать глаза.
Лунин никогда не возвеличивал себя над людьми — упаси боже, — он не лучше, но и не хуже других. Но он был твердо уверен, что все люди притворяются: одни менее искусно, другие более. Каждый прежде всего заботится о себе, о личном благополучии.
Насколько он знал Нину Полякову, она не относилась ни к той, ни к другой категории людей. И это раздражало Виктора, выводило из равновесия. Да и нехорошо, если быть объективным, он обошелся с ней, когда ему ничего не стоило все уладить.
Лунин повздыхал, повздыхал и успокоился. Ну, даст он ученице Соне штатную единицу! Нельзя же без конца заниматься самоедством. Его-то никто не пожалеет, если он не пожалеет сам себя — интеллигентного и, по собственным понятиям, безусловно порядочного человека!
Глава 13
В начале октября выпал большими хлопьями снег на еще не успевшие опасть листья. Три дня город стоял в необычном убранстве: зелень и снег, а под вечер появились на карнизах сосульки.
Детвора высыпала на улицу с санками, лепила снегурочек.
Катя, отложив все личные дела, подолгу задерживалась на заводе и только по дороге туда и обратно могла полюбоваться на проделки преждевременной зимы. Получалось так, что и домой в городок она ездила теперь только на выходной день.
Главной Катиной заботой в цехе были станки, над которыми трудились слесари, народ капризный и обидчивый: лишнего слова не скажи, замечания не сделай. Но Екатерина, не в пример Квашенникову, отлично ладила с ними. Николаю Николаевичу изменяла выдержка, он заметно нервничал, хотя все шло по графику и даже лучше. Для того чтобы переконструировать копирное приспособление на «бракоделах», требовалась не одна неделя, руководство завода пошло на это, и все-таки каково было начальнику цеха докладывать на сводках директору о ежедневном невыполнении плана! Потом с него потребуют наверстать упущенное во время вынужденного простоя станков. А если не получится? Спросят в первую очередь с него, а не со старшего технолога: он отвечает за план, она — за состояние техники.
— Екатерина Сергеевна, — запричитал Квашенников, — я в сей реконструкции главное страдающее лицо, и вы уж, пожалуйста, поторопите слесарей, они слушают вас!
Она с улыбкой пообещала, взглянув на похудевшего и как будто еще более полысевшего Николая Николаевича. Нет, не зря он был начальником цеха! Он был отличным знатоком всех типов и марок станков и умел мыслить технически: сколько дельных советов дал Николай Николаевич, когда они проектировали самоврезающийся резец!
И вдруг они жестоко поссорились, когда дело дошло до перемонтажа шпинделей, хотя он сам же предложил перевести их с цилиндрических роликов на подшипники с коническими роликами.
— Нет, не могу. Это еще по верной неделе на каждый станок. Мы себя без ножа режем! Ничего, потянут и так!
— Потянут-то, потянут, но будет дробление на желобе.