— Потому что они побывали здесь. Ты не присматривался к лошадям этих пятерых?
— Да. Там были две пегие лошади, великолепные лошади…
Он умолк, смущенно взглянув на меня. Его рот остался открытым. Ему пришла в голову какая-то важная мысль.
— Ну, говори дальше! — поторопил его я.
— Аллах! — воскликнул он. — Что же я вспомнил! Эти разбойники разъезжают на пегих лошадях, потому их и зовут «аладжи».
— Ну, что из этого следует?
— Что они-то как раз к нам и заезжали!
— Верно! Вы принимали у себя обоих аладжи, а остальные трое были такие же негодяи.
— Вот уж бы не подумал! Они сами разбойники, и тебя, тебя тоже оклеветали. Они выдали вас за бандитов и сказали, что встретились с вами на постоялом дворе в Килиссели. Вы с ними поссорились, а потом подкараулили их и выстрелили исподтишка. Я перевязывал старика, которому две пули угодили в руку.
Я кратко рассказал ему всю эту историю и узнал от него, что пятеро сообщников направились в Ускюб.
— Но на дороге я не заметил их следов, — признался я.
— Они поехали по дороге, ведущей в Румелию, — таков был ответ. — Они посчитали, что из-за дождя ехать по главной дороге слишком грязно. В Румелию же они будут добираться прямо по лугам.
— Они выбрали странный окольный путь, ведь он же тяжел для раненого. Значит, они вообще не хотят ехать в Ускюб. Там их могут арестовать, а так они избегнут этой опасности. Они пытаются скрыться от нас. Поэтому они нас оболгали, лишь бы только вы не рассказали, куда они поехали. Дорогу в Румелию трудно найти?
— Вообще-то нет. Проедешь еще немного вдоль реки, а потом повернешь направо. Ты легко заметишь следы пятерых всадников, ведь земля мягкая.
Я попрощался и вернулся к поджидавшим меня спутникам.
— Наши противники не поехали в Ускюб; они направились в Румелию.
— В Румелию? — переспросил Яник. — Значит, они свернули с дороги. Ты поедешь за ними, эфенди?
— Да, так что нам придется расстаться.
Благодарные молодожены прощались с нами очень трогательно.
Когда мы поехали в западном направлении (вместо северо-западного) и оставили за собой деревню, мы увидели среди травы пять четко выделявшихся следов. Дороги как таковой здесь не было.
— Ты знаешь эту Румелию? — спросил меня Халеф, снова державшийся рядом со мной.
— Нет. Я знаю только, что это деревня; я же никогда не был в этих краях. Возможно, эта деревня лежит у дороги, что ведет из Кеприли в Ускюб и тянется вдоль Вардара. По ту сторону проходит железная дорога.
— Ага! Мы могли бы даже проехать по железной дороге. Когда я вернусь к Ханне, прекраснейшей из дщерей, я с гордостью скажу ей, что мне тоже довелось восседать в повозке, которую приводит в движение дым.
— Не дым, а пар.
— Но это ведь то же самое.
— Нет; дым ты можешь видеть, в то время как пар невидим.
— Если пар невидим, то откуда ты знаешь, что он существует?
— Ты можешь увидеть музыку?
— Нет, сиди.
— Значит, по твоему мнению, музыки нет? Объяснить тебе сущность пара и его действие не очень-то и легко. Чтобы понять меня, тебе следовало бы обладать некоторыми необходимыми знаниями.
— Сиди, ты вздумал меня оскорбить? Разве я не доказывал тебе столько раз, что я много чего знаю?
— Но не в области физики.
— А какие же тогда знания нужны?
— Они касаются законов природы и сил, действующих в природе.
— Ого, я знаю все силы и законы природы. Если кто-то меня оскорбит, то действует очень простой закон природы: этот человек получает от меня оплеуху. И когда я даю ему оплеуху, то мне помогает моя природная сила. Или я в чем- то не прав?
— Ты часто бываешь прав, даже когда ты не прав, мой дорогой Халеф. Мне, правда, жаль, что тебе не придется рассказать Ханне, цветку среди женщин, о том, как ты ездил в вагоне железной дороги.
— Почему нет?
— Во-первых, я не знаю, действует ли сейчас эта дорога, а, во-вторых, нам надо преследовать наших врагов. Они не поедут по железной дороге, а значит, и мы будем лишены сего удовольствия.
Дорога была сносной, и мы стремительно продвигались вперед. Через полчаса мы увидели деревню, лежавшую перед нами. Слева тянулась дорога из Кеприли в Капетанли-хане, а справа она уходила в сторону Ускюба.
Окидывая взором эту дорогу, я заметил всадника, спешившего к нам со стороны Капетанли-хане; он скакал карьером. Если уж кто-то решился ехать так быстро по этой непролазной грязи, значит, в самом деле он очень торопился. Я взял в руку подзорную трубу. Едва я увидел этого человека, как тут же передал трубу Халефу. Он приставил ее и сразу же опустил.