– Я… что ли?
– А кто же еще?.. Э, постой, постой… – Кафаров тронул его за плечо, повернул к свету.
– Что с тобой? Глаза красные, нос – спелый гранат, – заболел, что ли?
– Да нет, здоров я, – испуганно встрепенулся Михаил.
– Ну, давай.
Кафаров втолкнул его в музыкантскую.
В небольшой комнате стоял облезлый канцелярский стол, пяток стульев. У двери на гвоздях – шинель и кожаная куртка. На подоконнике – буденовка и фуражка. За столом сидел рыжеватый парень в помятой гимнастерке – секретарь городского комитета комсомола Логинов. «Спал, видно, в одежде», – подумал Михаил. У секретаря было широкоскулое лицо, и потому бросалась в глаза худоба, втянутые щеки, костистый, разделенный пополам подбородок.
– Садись, Донцов, – секретарь кивнул на ближайший стул.
Михаил сел.
Логинов придвинул к себе стопку каких-то документов, должно быть личные дела комсомольцев, полистал их, поднял на посетителя светлые глаза.
– Учишься?
– В высшем начальном училище, – с готовностью подтвердил Михаил.
– В высшем начальном, – задумчиво повторил секретарь. – А как со здоровьем? Силенка есть?
Михаил скромно потупился:
– Не жалуюсь.
Кафаров, сидевший сбоку от стола, потянулся за кисетом, искоса нацелил на Михаила смеющиеся глаза.
– Слышь, Донцов, а что у тебя все-таки с носом? Ударил кто?
Михаил насупленно молчал. И чего придирается? Если и ударили, так теперь из-за этого в ЧОНе нельзя состоять?
– Дрался? – в упор спросил секретарь.
– Ну, дрался! – Михаил задиристо вскинул голову. – А что? Нельзя? Пусть всякий контрик тебе на глотку наступает?..
– Какой контрик?
– Да хоть Гасанка Нуралиев.
– Это не сын ли бывшего нефтепромышленника?
– Ну да. Такой гад… – «…отцовский пиджак на мне порвал», – чуть было не сказал Михаил.
– Из-за чего же у вас? – полюбопытствовал Кафаров.
– Он на комсомольцев зуб имеет. Драка была идейная.
– Ах, вон как! Тогда совсем паршиво.
– Почему?
– Да потому, что он же тебе и вложил.
Михаил от возмущения даже привстал со стула:
– Он?! Мне?! Видели бы вы, как я… – «бросил на землю Рза-Кули», – хотел он сказать, но промолчал – это было бы хвастовством.
– А нос-то, – весело напомнил Кафаров.
Михаил помрачнел и отвернулся: «Дался ему мой нос…»
– Да ты не сердись, – подобрел Кафаров. – Попало – ничего, заживет. Важно, чтобы понял: голыми руками контрреволюцию не задавишь.
Михаил посмотрел на свои оббитые, в ссадинах, пальцы, согласно кивнул.
– Вот мы и решили, – серьезно заговорил Логинов, – что полезно будет тебе пройти еще одно училище, тоже высшее, только не начальное, а окончательное. Хочешь работать в Чека?
Если бы перед Донцовым появился вдруг всесильный сказочный волшебник и предложил выполнить любое желание, Михаил не раздумывая попросил бы: «Сделай меня чекистом». Поэтому слова секретаря он воспринял, как чудо. В первое мгновение просто не поверил своим ушам. По мере того как сказанное доходило до его сознания, восторг, жгучий, невозможный, праздничный, почти нереальный, затоплял его сердце. Кровь тугим горячим потоком ударила в лицо, выдавила слезы. Михаил встал… сел… опять встал…
– Товарищи!.. – Прижал к груди скомканную кепку. – Я всегда… Я… хоть сейчас… Я готов…
Его порыв тронул Логинова. Он вылез из-за стола, шагнул к Михаилу, легонько тряхнул за плечи.
– Ну вот и хорошо. Да ты не волнуйся… Мы ж тебя знаем. И Василия Егоровича, брата твоего, знаем… Семнадцать-то тебе исполнилось?
Михаил почувствовал себя так, словно из парной его выбросили на мороз. Конец! Сейчас узнают, что ему только пятнадцать, и посмеются: «Что ж ты нам голову морочил? Иди пока, дерись со своим Гасанкой…»
– Ис… полнилось, – трудно ворочая сухим языком, проговорил Михаил.
– Ну что ж, приходи завтра к Кафарову в горком. Только пока никому ни слова. Разве что родителям. Сам понимаешь, куда тебя посылаем. Работай на страх врагам. Да и паек получишь. Семья-то большая?
Михаил моргал, не понимая. О пайке оп вовсе не думал. Какой уж паек?! Он готов был с себя последнюю рубашку отдать, только бы приняли в Чека.
– Будем надеяться, не подведешь. Как сам-то считаешь?
Голос изменил Михаилу.
Вместо твердой, гремящей металлом фразы «Не подведу», из глотки его вырвался жалкий хрип.
– Ну, двигай, – сказал секретарь горкома, понимающе жмуря глаза.
3
В коридоре Михаила обступили друзья.
– Как дела? Слушай, как дела! – нетерпеливо дергал за рукав Алибек. – С нами?