Низкое, покосившееся строение было сложено из темных, почти черных бревен, покрытых мхом и лишайником. Крыша, когда-то, вероятно, крытая дранкой или соломой, теперь проседала, местами проваливаясь внутрь. Треснутые стекла от времени затянулись пылью, а дверь, едва державшаяся на петлях, была перекошена. Вокруг избы царила атмосфера заброшенности: трава и кусты уже начали подбираться к самым стенам, возле дома валялись обломки старой утвари – ржавая лопата и несколько досок, которые, судя по всему, некогда являлись частью забора.
Алексей, обойдя дом со всех сторон, попробовал заглянуть в окна, но из-за грязи с внутренней стороны ничего не увидел. Подобрав с земли несколько мелких камушков, он бросил их в стекло, и тут же резко пригнулся, прислушиваясь. Но внутри царила тишина. Ни шорохов, ничего, что могло бы указывать на наличие в избе какой-либо жизни.
Поняв, что засады тут ждать не приходится, Горский подошел к двери и попробовал толкнуть ее, но замок, хоть и старый, все еще держался. Пришлось приложить усилие, и с громким скрежетом петли поддались. Замок, лязгнув, сломался, и дверь распахнулась, издав противный скрип.
Тем не менее, заходить пилот не торопился. Остановившись на пороге, он поморщился от ударившего в нос запаха сырости, и осмотрелся. Внутри царил полумрак. Пол был покрыт слоем пыли и грязи. На стенах виднелись следы плесени, а в углах паутины свисали с потолка, словно занавески. Мебели почти не осталось – только старый разваливающийся стол, да пара сломанных стульев. В углу единственной комнаты валялась груда тряпья, которая, вероятно, когда-то служила постелью. Никаких свежих следов, остатков еды или инструментов. Только тишина и запустение, словно дом ждал их, чтобы стать временным укрытием.
Высунувшись на улицу, пилот тихонько свистнул, давая понять Яне, что опасности нет. Девушка, оглядевшись по сторонам, кивнула, и бегом припустила к хижине.
***
- Пожалуйста, скажи, что здесь есть печь!
Обхватив себя за плечи, и не переставая при этом дрожать, Яна с надеждой посмотрела на пилота.
- Камин есть, но разжигать мы его не будем.
- С ума сошел? Это же наш шанс согреться, и обсохнуть!
- Либо шанс сдохнуть, - огрызнулся Горский, пытаясь ледяными пальцами расстегнуть куртку. За последние несколько часов он успел окоченеть не меньше Яны, но позволить себе наплевать на все элементарные меры предосторожности просто не мог.
– Но послушай…
- Нет, это ты послушай! – повысив голос, Алексей подхватил с пола старое одеяло, и, встряхнув, протянул девушке. Поднявшееся вокруг облако пыли его нисколько не смутило. – Нам нельзя разжигать огонь. Мы не знаем, кто нас преследует и какие у них средства слежения. Лучше лишний раз не светиться. Но просохнуть, ты права, нам необходимо. Раздевайся. Полностью.
Яна, поняв, что спорить бесполезно, молча начала стягивать с себя промокшую одежду. Ее руки дрожали, и она с трудом справлялась с молниями и пуговицами. Горский, стараясь не смотреть в ее сторону, сам разделся догола, и завернувшись в покрывало, стал развешивать вещи. Стесняться сейчас было нелепо – ни сил, ни времени на условности не оставалось. Оба дрожали от пронизывающего холода, и единственное чего они жаждали, это хоть немного согреться. Девушка, избавившись от промокшего белья, поспешно закуталась в поданное одеяло. Грубая ткань, пропахшая пылью и затхлостью, казалась сейчас единственным спасением. Яна прижала его к телу, стараясь сохранить остатки тепла, но холод все равно пробирал до костей.
Справившись с вещами, Алексей подошел к ней.
- Держи еще, - коротко бросил он, протягивая дополнительный обрывок ткани, найденный в углу. – Надо максимально укутаться. И… - он запнулся, смутившись, но тут же продолжил, - лучше греться вместе. Теплоотдача будет выше.
- Знаешь, есть гораздо более действенный способ согреться, — прошептала вдруг Яна, глядя на него. Девушка всматривалась в Горского, пытаясь уловить его реакцию. Ее губы дрожали от холода, но в глазах читалась решимость. – Я не предлагаю тебе заниматься любовью. Но просто объятия и пара ветхих покрывал нам сейчас не помогут.
Горский понимал, о чем она. Его лицо оставалось серьезным, почти каменным. Он чувствовал, как холод сковывает его тело, но мысль о том, что она предлагает, вызывала в нем внутренний конфликт. Он не мог просто так переступить через свои принципы.