Выбрать главу

Сложное хозяйство, - поддакнул Судских.

Армия! И знаете, кто ее содержит? — прищурился Момот. вызывая собеседника на откровенность. Судских сде­лал глубокомысленную физиономию. — Не скрывайте, дав­но известно, — смехом догадливою человека рассмеялся Момот. — Разумеется, ваша контора. Л точнее — УС И.

«Здрасьте! — подивился Судских. — Моя контора, оказывается, содержит националов. Вот так Бехтеренко!»

А деньги поступают из президентской канцелярии, — тоном заговорщика добавил Момот. — И это знаем.

Зачем это президенту? — искренне спросил Судских.

- Да не придуривайтесь, дорогой товарищ! столь

же искренне выводил «чекиста» на чистую воду Момот. — Я бы книг не писал, не умея просчитывать раскладки. Мо­жет, вам это неведомо, но я знаю доподлинно. Наш пре­зидент любит казаться полудурком, каковым и является, но защиту «таракан» он себе выстроил мастерски. Цар­ский расчет: корми правых, чтобы левые не бунтовали. А ведь кому, как не истинным патриотам надо взбунтовать­ся? Спросите сами у Буйнова, - ехидно заметил он.— И попомните: быть ему президентом.

Однако, — будто бы восхитился прозорливости Мо- мота Судских, хотя на самом деле продолжал выкручи­ваться из сложных переплетов, в какие попал но велению Всевышнего.

А кого бы вы хотели видеть президентом? Борька- шизик не в счет, Черномырдин ни говорить толком, ни думать не научился — пахан со шкопок да и только. Яв- , липскому не дадут, слишком умен и говорит красиво. Зю- Л/ ганов? Мыслит на уровне сельской школы, разъелся на политической проституции. Может, вправду ироголосо- вать за Березовского или Кобзона? Оба ведь сладкоголо­сые певцы. Но что интересно, они русских давить на жмых не будут, но кормить жмыхами до отвала, как свиней, ста­нут и сородичей свинарями сделают. И разнесет нас на сыгых харчах, и не с кем будет подыматься в последний и решительный.

Не думаю, что такое возможно, — покачал головой Судских. Россия велика за счет собственного мнения. Кобзон Кобзоном, а страну ему не доверят.

Купит! Купит! — дважды повторил Момот. — И все купятся. За Урал нас уже загнали, — урезонил он. — Это явь, батенька, потом отвоевывать придется. Я уповал на госпо­дина Лебедя, а он на губернаторское кресло купился.

«Вот это да!» — прикусил губу Судских.

Националы — наше спасение, последний бастион нашей обороны, — веско произнес Момот. — Профукаем рубеж, нам уже не подняться. Растлено русское общество.

Не понял, о каком бастионе вы говорите? — заинте­ресовался Судских. Что-то диссонировало с его собствен­ными мыслями.

Все просто, батенька. Мы находимся в средине года сатаны. Ну и годок! Судите сами: французы выиграли чем-

" пионат мира но футболу у бразильцев. Виданное ли дело — лягушатники у прирожденных мастеров! Зато бразильский кофе повалил во Францию. Явный сатанизм! Из России в космос налетел евре^Цкоторый никаким боком космоса не ) касался. Сатанизм! В Штатах достали президента, попался на оральном сексе. Каково? Глава великой державы! Сата­нинство! В Японии иена взлетела до Божьего числа 147. Не сатанинский ли знак?

Постойте, возможно, ваши выкладки позволяют под­разумевать сатану, только чего вдруг весь гол относить к сатанинскому?

Про три шестерки помните? Дьявольский знак, ко­торый пов торяется каждые шестьсот шес тьдесят шесть лет. От Рождества Христа начался нулевой отсчет новой исто­рии, а прежняя ушла в легендарную эпоху вместе с ее бо­гами. Зеро — ничто. Однако мир поделили между Хрис­том и Антихристом, чего раньше не водилось. Были хорошие боги и плохие, по они жили скопом на небесах, па Олимпе — всяк парод устраивал на жительство своих небесных сюзеренов по собственному разумению -- боги едины.

Начнем с пуля, — поторопил Судских. Момот рассуж­дал интересно, однако украшал ствол развесистой кроной.

Начнем, — согласился Момот. — По часам. С ноля часов ночи, как известно, начинается чае Крысы. Крысы — необычно умные, мерзкие и зловредные животные. И очень расчетливые. К неизвестному продукту они никогда не при­тронутся, как бы ни были голодны, пока его не вкусит ками­кадзе — разведчик стаи. Помер — без долгих почестей стая уйдет, не прельстившись; останется жив - собратья съедят пишу без смельчака, будто бы он свою долю получил. От крыс никакой пользы человечеству нет. Они живут своей обособленной жизнью и людей воспринимают как постав­щиков еды. Их сообщество очень напоминает церковную или коммунячью иерархию. Мерзкое племя, внушающее от­вращение и боязнь, но вкушающее плотскую пищу. И мно­го. Прожорливость — основной показатель выживаемости крыс.

Идеи коммунистов из бесплотных становятся осязае­мыми, когда их лидеры проводят идеи в жизнь. Подхва­ченные массами, они превращаются в моровое поветрие, и нашествие крыс само просится для сравнения с прихо­дом коммунистов. Вымирают они от увеличения племени. Гак было с партией, так было с Церковью. Власть обеих умалилась до опереточной.

Сейчас, когда человечество надежно удалилось от ну­левого года воцарения Христа, а само его пришествие обросло легендами и откровенным враньем, начисто за­быто нашествие крыс на Иерусалим. Затерроризирован­ное ими простолюдипство готово было верить любому чудаку с дудочкой, лишь бы он спас их от мерзкого пле­мени. Крысы исчезли, а Христос остался. Нулевой год за­крепился в мировой истории как пункт обновления жизни.

Изначально пришествие Сына Божьего отнесли к обнов­лению, к благу, стало быть, и только после утверждения хри ­стианства люди узнали из Писания, что победа Христа еще не наступила, всего лишь язычников побил он и рядом с ним всегда маячит Антихрист, который спит и видит, как бы насолить покруче верующим, а слабоверующих он сразу гра­бастает и отправляет в ад. В самой грозной книге Библии, «Апокалипсисе», черным по белому писано, что за поклоне­ние Антихристу, что есть смертный грех, Всевышний будет карать нешадно, колесовать, четвертовать и сжигать. Оттуда человечество и узнало о дьявольском и одновременно чело­веческом числе 666.

Пришествия годов с таким числом ожидались с тревогой.

666 год по-разному отразился на истории человечества. Возможно, в другие годы напастей случалось не меньше, но в этот свершаюсь пророчество. Как ни странно, сами христиане, сторонники лучезарной, так сказать, религии, свершали дьявольские поступки. В мае 666 года в Визан­тии при императоре Константине Втором и попуститель­стве властей христиане с вечерней до утренней зари выре­зали и замордовали до десяти тысяч ариев, сторонников ведической веры, которых церковь упорно числит в языч­никах, хотя они имели высокую культуру, письменность и философию, ясный и прочный культ богов, нежели хрис­тианский переполненный пантеон, догматы и упрощен­ная письменность. Церковь так и не вняла голосу разума, 'что построенное на крови и людских страданиях прочным быть не может, как бы ни рассусоливалось о нечеловечес­ких муках Иисуса за человечество, как бы ни плодилось

т

стадо пастырей, проще говоря, нахлебников рода челове­ческою.

Итак, вывод: в 666 году христиане вытеснили ариев окончательно. 1:0 в пользу Антихриста.

Год 1332-й, май. Моровая чума в Европе, свирепству­ет инквизиция, а девятнадцатилетний Джованни Бок'кач- чо на пороге эпохи Возрождения замышляет плутовской роман «Декамерон». Едва он пошел гулять по рукам, цер­ковь пришла в ужас: такого поклепа она еще не читьпкущ, подобного посрамления не видывала, хотя втайне надея­лась, что человечество умом и сердцем принадлежит ум­ным попам со всей мебелыо.

2:0 в пользу Антихриста. Воккаччо вошел в истоьию победителем, ни один папа до его славы не поднялся. Каж­дый борется с дьяволом по собственному разумению.

1998-й — третий год сатаны в истории человечества, ко­нечно, той истории, где мир поделен на чистых и нечистых, черных и белых. Из кою быстренько сделали дьявола? Пра­вильно, из Лебедя. Заряженный дьявольской неутомимос­тью, грубоватый генерал пошел приступом на Красноярский край и взял кресло губернатора. Крысиное племя, оккупиро­вавшее россиян, вздохнуло с облегчением. Для них Лебедь — кость в горле, посягатель па корыто, где еще можно выло­вить вкусный кусок и сожрать втуне. Россияне практически никому из политиков не верят. Лишь надежда заполучить_ таки свой кусок заставляет их выбирать из политических лидеров «своего», кто обещает нахально, напористо и со­блазнительно. Надежда умирает последней, а верить хочет­ся. С уходом Лебедя за Урал надежды на «своего» поубави­лось. Вы понимаете суть моих разъяснений?