Вавакин взгляд уяснил и тему изложил доходчиво и кратко.
— Разумеется, — заключил он, — все расходы я готов оплатить.
Гость не оказался таким холодным в беседе, как его глаза.
— Я думаю, расходы оплатят те, кто втянул вас в эту историю. Они требовали сто? — Вавакин подтвердил кивком. — Им это в сто и обойдется. Такова моя ставка. Вы человек уважаемый, с вас денег не беру. Случится — сам приду за помощью.
— У вас есть план? — поинтересовался Вавакин.
— Я пока согласия не давал, — одними уголками губ улыбнулся гость с прежней холодностью глаз. Вавакин вспомнил его кличку: Палач. — Вечерочком созвонимся, определимся. Моральные издержки станете компенсировать?
— Пусть мамаша компенсирует, сумму определите сами. А сынка наказать на всю оставшуюся жизнь.
— Понятно, — кивнул гость. — Моральный ущерб оценивается в половину просимой суммы, с сынком разбирайтесь сами. Я дам людей, решайте.
«Вот как дела делают, — похвалил разумность и лаконичность гостя Вавакин. — Нашим бы лоботрясам думским поучиться». Гость цен не заламывал, вообще ничего не просил с него, только у Вавакина сложилось впечатление, будто проплыла мимо него крупная рыбина, холодно глянула в его сторону: мал еще, карасик, расти, время покажет, как тебя употребить.
Распрощавшись с гостем, Вавакин до ломоты в костях не хотел заниматься прямыми обязанностями. Ходить но этажам, кого-то уламывать, натужно улыбаться и, проще говоря, заниматься глупостями, играть в глупые игры, от которых ни уму ни сердцу радости, одному карману прибыток и то под вопросом: здесь дали, там забрали, тут сам отдал — это, выходит, и есть человеческое существование. А Вавакину приходилось играть в эти игры, дабы перехитрить партнеров втемную, сорвать куш и, полеживая где-нибудь на экзотическом пляже, посмеиваться над остальными, которые у станков и в поле гнут спины за честный рубль. Ведь он-то не остальной, он хитрее… Поэтому на все звонки шефа Вавакины секретарши отвечали кратко: на этажах. Хотя сам Вавакин уехал досыпать домой сразу после визита Палача.
Другие не спали. Особенно хитроумный экс-премьер. Но спал Вавакин, развинтившийся маленький винтик в громоздкой машине. Схема обесточилась. Машина, между прочим, государственная.
Долгожданный звонок раздался в десять часов вечера, когда Вавакин уже бодрствовал. Дневной гость сообщил, что сам он в деле не участвует, занимаются им молодые люди. Он так и сказал: пусть молодежь тренируется. Промашки не случится. Завтра к обеду Андрей Андреевич получит удовлетворение.
К десяти Вавакин был в Думе и делал вид, что лихорадочно занимается бумагами. Минут пять спустя позвонил шеф, справился, как подвигается обработка депутатов. Вавакин ответил, придав голосу сосредоточенность: туго идет. Кое-кого он убедил поддержать Черномырдина, но это мало, ничтожно мало, пока только процентов тридцать «за», и то в случае тайного голосования. А в случае открытого? В случае открытого нужна хорошая подпитка, пусть Газпром раскошеливается, как на новое пианино.
— Я тут в мыле по самые уши! — плакался шефу Вавакин, прикрывая трубку, когда хотелось зевнуть с хрустом.
Взбодрившись крепким чаем, Вавакин погонял «Марио» в шестом уровне, ухмыляясь про себя: насильники-то не звонят, сто штук не требуют! Лохи несчастные…
Зато в полдень позвонил сам Палач:
— Как вы смотрите, Андрей Андреевич, пообедать вместе?
«Подвижка!» — потер руки Вавакин, ответив согласием, и тотчас перезвонил шефу, дескать, срочно отправляется в некий ресторан «Крутояр», где за кормежкой будет убеждать двоих независимых депутатов поддержать кандидатуру экс-премьера. И тотчас поехал на Таганку в этот самый «Крутояр».
Внешне здание напоминало крутой купеческий лабаз. Без окоп, без фонарей, и вряд ли простой смертный станет нажимать кнопку звонка у входа. Лабаз и лабаз. Зато внутри «Крутояр» смотрелся настолько респектабельно, что простой смертный подумает: и правильно, что не звонил, тут круто… Зеркала на стенах, дубовые напели, уютные нефы, посуда с вензелями и предупредительно-вежливые официанты. Правильно, без денег тут делать нечего, стакан сока — тысяча рублей, за углом, пожалуйста, пакет пятерка.
Встречал Вавакина молодой тренированный парень, плавающей походкой проводил его в отдельный кабинет к Борису Михайловичу. Лицо хозяина было непроницаемым, и Вавакин приготовился к худшему. Поздоровались они сдержанно.