Все молча согласились. Момот казался всем злым волшебником, оплевавшим добрую сказку. Что случится? Бунт…
— Правильно. Сработает мина замедленного действия Гуртового.
— Что предлагает господин Момот? — нахмурившись, спросил Гречаный. Он ожидал подобной развязки, но сильна была надежда на стойкое русское «авось». Вот и Тамура дает миллиарды…
— Ответ прост. Провести ревизию деятельности коммерческих банков и установить, какую пользу принес каждый для восстановления России. Бьюсь об заклад, никто из этих зажравшихся епископов банковского бизнеса для подъема России не дал безвозмездно ни копейки, а проедать общее добро с выгодой для себя они помогали резво.
— А дальше что? — с прежним нахмуром спросил Гречаный.
— Лишить лицензий, — простецки ответил Момот.
— А дальше, дальше? — уже откровенно злился Гречаный.
— Боитесь войны с банками? — вкрадчиво спросил Момот.
— Я никого и ничего не боюсь! — вспыхнул Гречаный.
— А зря, — не испугался Момот. — Неподготовленной войны бояться надо. Предлагаю поэтапную кампанию. Сначала одновременная проверка всех банков с арестом активов, а по результатам проверки предложить расплатиться за право называться российским. Цену назначить высокую, и вряд ли эти жмоты на хорошие начинания согласятся. Теперь можно отнимать лицензии и заново создавать всю систему с вхождением в мировую на паритетных условиях. Когда-то надо разорвать порочный круг, созданный фарисеями.
— Создавайте чрезвычайную комиссию и — вперед, — буркнул Гречаный. Он понял затею Момота и продолжал злиться, что уподобился недогадливому студиозу, сразу не оценил смелого шага. Вот так и Церкви боятся все, непонятно почему. Боятся банки за то, что они не отдают данных напрокат денег? Своих кровных?
«А ведь не случайно Христос выгнал фарисеев из храма: свою, мол, создавайте церковь», — улыбнулся этой мысли Гречаный. Со смелостью Момота он и сказал сейчас: деньги на потомство найдем; и пойдут они дальше на врачей и учителей. Надо разрывать круг…
— О Европе, Семен Артемович, вмешался в приятную паузу Гречаного атаман Новокшонов, ответственный за при граничные с Европой территории. — Казачки за неделю человек до десяти участников диверсий на водоводе отлавливают. Что делать?
— Нагаек нет, Анатолий Матвеевич?
— Да пацаны все больше, лет по тринадцать — пятнадцать!
— Пороть вместе с отцами! — разозлился Гречаный: испортили настроение. Судских глянул укоризненно: охолонь.
— Святослав Павлович, — обуздав себя, обратился Гречаный к Бехтеренко, — согласуйте с Советом Европы. Вода им в первую очередь необходима, пусть сами предложат вариант наказания диверсантов. Водовод в сфере их юрисдикции.
— Они их водычку из Дуная и Рейна заставлют пить, — со смехом вставил кто-то.
— Пусть поят, — ощерил усы Гречаный. — Еще вопрос, Святослав Павлович: какую позицию занимает Церковь?
— Так сразу не определить. Выжидают святые отцы, — ответил Бехтеренко.
— А брат Пармен? Он за кого?
— Нейтралитет. И договор наш блюдет.
Чернец Пармен с возведением в сан епископа стал сразу нужным для всех. И Воливач понимал, что недавний монах этот играет первую скрипку в церковных верхах, хотя их музыке, говорят, не обучен. Беседуя с Лемтюговым, Воливач настаивал отрядить к Пармену посланца для беседы с глазу на глаз. Согласится «духовный надсмотрщик России» помочь им, Церковь возвеличится неимоверно. «А если нет?» — вопрошал Лемтюгов.
«Тогда ни вам, ни нам».
Для посылки избрали одного из подручных Лемтюгова. Не верил он ни в Бога, ни в черта, зато выбить дух мог из кого угодно.
В келье Пармена он появился как черт. Костюмчик черный, птичьи лапки рук, ужимки чересчур заискивающие.
— Здравствуйте, отец Пармен.
Пармен не испугался вторжения «сынка», не удивился его наряду и повадкам. Монах не может говорить, что незваный гость хуже татарина и права гнать в шею не имеет.
— Мир вам, — ответил он и добавил для прояснения: — Только не отец я ни братиям, ни мирским. Чернец я.
— Как же вас величать? — явно втирался в доверие пришелец.
«Сильный человек объясняется без ужимок, слабый по углам ужимается, а коварный ужимается для того, чтобы скрыть истинные намерения», — мельком отметил Пармен и ответил:
— Никак не величать. Монаха не величают. Зовите Пармен. С чем пожаловали? Назоветесь?
Пришелец уселся на край тощей кровати, руки спрятал меж колен.
— Зовут меня Иван Сыроватов и пришел я от хороших людей просить помощи.
— Какая помощь надобна? — спросил Пармен и опять мельком отметил: люди с такими повадками — наемные убийцы.
— Истинно верующим людям не по нраву отсутствие патриарха и особенно нововведения властей.
— Как же я могу поспособствовать? — понял Пармен, что гость из людей Воливача и его отказа не примет.
— Вы можете, — вежливо и с нажимом ответил гость. — Истинные христиане хотят, чтобы слуги Божьи сказали свое веское слово по поводу творимых беззаконий в государстве.
— Слуги безгласны, я и вовсе гласа не имею. Прояснитесь как-то.
— Вы скромничаете. Если я скажу, что вас хотели бы видеть во главе Церкви, то вы ответите: саном не вышел и стажем. Посулами смущать не буду, но знать ваш ответ надо.
— В державе двоевластие.
— Станьте на одну сторону.
— На какую?
— Нашу, вестимо. Мы всегда поддерживали Церковь, за помощь упрочим ее власть.
— Надо полагать, коммунисты ищут помощи?
— А кто такие коммунисты в вашем понятии? — стал перехватывать инициативу незваный гость.
— Антихристы, — высказал свою позицию Пармен.
— Мы — верующие. И не коммунисты, — отмежевался гость.
— В какого Бога?
— В Иисуса Христа.
— Это не Бог, а посланец Божий. Сейчас Православная церковь готовится объяснить верующим сущую разницу. Ибо веру эту навязали русским людям извне, а истинная вера была у славян задолго до этой.
— Язычество.
— Не знаете, не говорите. Еще три тысячи лет назад славяне имели собственную письменность, законоуложения, а князь Владимир, потворствуя наложнице своей Малке, велел уничтожить все книги по истории славян и запретил упоминать их повсеместно.
Незваный гость смотрел скептически на Пармена, а Пармен на него — угрюмо, всем видом своим выказывая упорство.
Пришелец, привыкший исполнять конкретные приказы, уступать не собирался.
— Вам виднее, конечно, а пока веру в Иисуса Христа никто не отменял.
— Веруйте, — пожал плечами Пармен. — Никто не запрещает.
— Хотите сказать, она вам безразлична?
— Вы русский человек?
— Сомневаетесь?
— Сомневаюсь. Уже три года, как истинно русские люди несут всем весть о заблуждениях их, развенчивают навязанную веру.
— И это говорит служитель Православной церкви? — скривил гримасу гость. — Еретик…
— Знаете, господин хороший, я говорил вам уже, что к служителям Церкви не отношусь и помочь вам не могу, ибо верую в истинно русских богов и в русские святыни, попранные и забытые, а вам бы лучше к другим обратиться.
— Я сам знаю, куда обращаться, — с угрозой произнес гость. — Я передал вам просьбу истинно верующих христиан помочь им. Отказываетесь, так и скажите.
— Так и сказал: помогу истинно верующим, а не заблудшим.
Пришелец вынул руки из промежности и поставил кулачки на колени. Положение для него оказалось без запятых, а санкцию свыше получить надо.
— Поедете со мной, — нашел он выход.
— Не бузите, — спокойно одернул его Пармен.
— Это вы бузите.
— Еще нет.
— Тогда пошли, — поднялся пришелец, а Пармен в ответ демонстративно повернулся к нему спиной. Не долго думая, гость сунул руки Пармену под мышки, намереваясь рывком поднять его на ноги. — К Судских хаживали сами, к нам — поможем.